это тётя Зина меня научила, она в детстве музыкальную школу закончила. Мне интересно перебирать клавиши. Я стараюсь сыграть то, о чём думаю, и своё отношение к этому выразить. Тётя Зина говорит, что это у меня философствование такое. А раньше у меня игра была: разные цвета передавать звуками. Вот, например, оранжевый: ля-соль-ля. Алый: соль-ми-соль. Ты – это алый цвет.
– Почему? – Олины пухлые щёчки и вправду заалели от такого неожиданного сравнения. И от того, каким тоном сказал это Юрик.
Он объяснил:
– Соль – потому что весёлая, жизнерадостная, си – это рана, это потому, что ты жалеешь меня, а ещё соль – мне нравится с тобой.
Оля, ставшая пунцовой, готова была провалиться сквозь землю. Так точно угадано, так откровенно сказано.
– Я обидел тебя? – тёмные брови поднялись над очками и две складки появились на лбу. Оле захотелось нахмуренность эту разгладить рукой, она даже сделала полудвижение. Но посторонний мальчик – не Маришка и не Серёжа. Кстати, где они? А, вон, гоняются за Джимом, вместе с другими обормотами… В траву повалились, вот мама не видит! А Юра ждёт, что она скажет. Вот тебе и болтушка! Язык словно к нёбу прилип, не ворочается.
– Нет, я не обиделась, просто… Откуда ты знаешь всё это?
– Я же слышал, как ты мимо меня проходила. А иногда останавливалась неподалёку и вздыхала. И бананы Джиму к ошейнику цепляла. Тётя Зина ещё смеялась: «Что, Джим, не знает твоя подружка, что ты косточки любишь, а не бананы?»
А Оля-то думала, что всё было тайно!
Будто извиняясь, Юрик признался:
– Мы, слепые, слышим очень хорошо. А ещё руки у нас очень чуткие. Вот, хочешь, я угадаю, какого цвета твоё платье?
Он как-то по-особому поводил пальцами по краю Олиного подола, что лежал на скамейке.
– Зелёное! – уверенно произнёс.
И Оля покосилась недоверчиво: слепой – мнимый или ему кто-то подсказал?
– Нет, я не жульничаю, – угадывает Юрик её подозрения, – просто от каждого цвета идёт своя волна. Обычным людям это трудно представить. А у слепых взамен зрения сильно развиты осязание и слух. И ещё обоняние. У тебя очень приятные духи.
И Оле снова стало неловко: духи, конечно же, позаимствовала у мамы… И, конечно же, ради Юры… Выговорила с натужным смешком:
– А ты, Юра, опасный человек. Так много всего знаешь, а со стороны и не подумаешь.
«Знаю, Оля, знаю, – мысленно произнёс Юра, – и что сердце твоё доброе, и что девочка ты хорошая. А только надоест тебе моё общество и весь интерес пропадёт, когда все мои секреты узнаешь. И наскучит тебе якшаться с инвалидом. Тётя Зина мудрая, хорошо, что с детства меня ко всему этому подготовила… Инвалид я и есть инвалид… А только очень мне здорово разговаривать с тобой, Оля».
Словно бы случайно задел край её платья, поднялся. Свистнул Джима. Мохнатая рыжая комета через три секунды ткнулась ему в руки.
– Пора нам, Олечка.
– А как ты узнаёшь, что пора? –