теперь устроено наше медийное пространство, так теперь развивается российский капитализм. С чем его и поздравляем. Потому что не чекисты довели его до такого состояния. А он сам охотно довел их до состояний – своих. Презирая «пипл», который хавает что дают. «Фильтруя базар». Обособляясь от общества, посмеиваясь над идеалами, которые не могут быть выше, чем интересы. И полагая, что в Запретном городе можно отсидеться, если договоришься с его немногочисленными обитателями о правилах хорошего поведения.
В это самое время на другом конце земли, в Пекине, неподалеку от изначального, исходного Запретного города российских журналистов, писателей, а также издателей принимали в Доме народных представителей Китайской Народной Республики. В рамках Года России в Китае наше книжное отечество стало главным гостем Пекинской книжной ярмарки; событие торжественное и хорошее; литераторы встречаются с милейшими китайскими студентами, с отзывчивой публикой; может быть, русскую литературу здесь начнут переводить активней.
Но все-таки расскажем о приеме.
Дом народных представителей построен в те достославные времена, когда в идею коммунистической империи еще верили, ее грозным величием внутренне (а не только внешне) восхищались, при мысли о ней трепетали – и передавали свой трепет в ясных архитектурных формах. (В отличие от нашего Дворца Съездов, возведенного в эпоху социалистического декаданса и полного упадка форм, отразившего окончательную утрату содержания.) Кто-то из членов российской делегации сравнил безграничное пространство, прошитое прямоугольными мраморными колоннами, со станцией метро «Комсомольская»; кто-то вспомнил о «Маяковской» и здании МИДа; нет, все еще масштабнее, величественнее и по-своему религиознее. Человек в таком объеме одновременно и мельчает, остро сознавая, какой же он крохотный и несамостоятельный, и возвышается. Потому что ощущает священную связь своей скукожившейся души с потрясающим величием империи. Его допустили на пир богов; сами боги сидят здесь же, рядом, за особыми столами, которые обносят отдельно, по правилам XIX века, в соответствии с чинами.
Принципиальная эклектика (египетский строй колонн, мусульманские орнаменты, европейская музыка, китайская манера поведения) лишь подчеркивает всеохватность происходящего. Соответствующим образом организовано и звуковое пространство; в зале тысячи полторы человек, а их голоса, постукивание вилок и позвякивание бокалов гаснут, растворяются в торжественной тишине, сквозь которую прорываются лишь голоса выступающих, многократно усиленные микрофонами. Переводчик тщательно воспроизводит манеру дикторов позднесоветских времен, интонирует свою речь в соответствии со съездовской стилистикой, и это тоже работает на общий эффект. Равно как поведение официантов: перед началом рассадки они стоят у столиков, как строй солдат на общей молитве; перед сменой блюд одновременно спешат к раздаточной и тут же образуют шеренги. На груди – таблички с номерами, никаких имен. Официант