исключением. Учитель Владимир Дмитриевич Плетнёв и его жена после университета преподавали в нашей школе математику и географию. Это её голос равнодушно прозвучал в подъезде, когда она с гостьей поднималась по лестнице, а я торчал у двери, забыв дома ключ в ожидании бабушки: «Нужно меняться и съезжать отсюда. Тут одни работяги!».
Действительно, так и было. В нашем доме проживали люди рабочих специальностей: сварщики, клепальщики, монтажники, докеры, стропальщики, а мама моего друга работала на огромном кране крановщицей. Ныне клепка на судах, наверное, ушла в прошлое, но мы, дети нашего двора, хорошо знали, что клепальщики почти все глухие из-за безумных децибел, разрушающих слух трудящегося при клёпке.
Татарин Хафиров Петр Фаридович, клепальщик первого разряда, был женат на Зинаиде Николаевне Яночкиной, белорусской национальности, работающей на нашей улице дворничихой. Более нелепой пары и найти трудно. Она высокая, сухощавая, как раньше коротко говорили в народе – белобрысая, а он – маленький, коренастый, смуглый. Они вдвоём и рядышком так и не ходили никогда, по крайней мере, я такого не припомню. Семья как семья, хотя под руку не прогуливаются, но детей нажили троих. Старшая дочь, Люська, училась со мной в одном классе. Следом шёл брат Гриша, а самой младшей, пяти лет от роду, была Яна, которую все дразнили немой. Кроме слов: «Ди-да-дида и тая-тая», она ничего не произносила. Этими словами обозначала практически все действия и все просьбы, а тетя Зина говорила, что все её дети начинали разговаривать очень поздно, поэтому Янка обязательно заговорит, но – потом… Сплетницы на лавочке судачили, что Хафиров-старший «настрогал» младшую по пьяному делу и ожидать тут нечего, ещё поговаривали, что он Зинку поколачивал, но сор из избы никто не выносил. Эти подробности нам сообщала Танька – сплетница, которую вечно прогоняли взрослые бабы, промывающие кости всем на огромной скамейке во дворе:
– А ну, пошла отсюда! Иди вон с детьми в песочнице играй! Развесила уши! Шесть лет всего, а как баба старая!!! – ворчали она на Таньку, которая подтянув зелёную соплю, демонстративно уходила за угол забора, где, затаив дыхание подкрадывалась как можно ближе обратно к углу, чтобы оттопыренным ухом уловить все новости большого дома.
Никому из взрослых и в голову не приходило пасти свое дитя на прогулке на улице. Стихия дворовых детских отношений того времени на удивление была обострённо справедливой. Никто не обижал маленьких, все презирали «хлюздящих» и жмотов. Ценились честность, щедрость и справедливость. На каждом этаже двухподъездного пятиэтажного дома находилось по четыре квартиры, и почти в каждой были дети, а то и по двое, а то и по трое детей. Иногда вечером собирался табун разновозрастной детворы, которая прыгала на веревке, играла в «Казаков-Разбойников», в «Вышибалу», в «Страны», скакала в классики, припрятывала секретики, гоняла в пятнашки. Пар шёл от каждого, вышедшего погулять, и домой он возвращался, как выжатый лимон, голодный и способный только спать, чтобы завтра с новыми силами окунуться