Андреевич, – сказал он, в ответ на очередное предложение чарки хозяином, – после того, как с лошади упал, вино видеть не могу. А водку – тем паче. Ну, да нет худа без добра. Дед мой и за себя и за меня, видать, выпил.
– Да разве ж я неволю тебя, государь? – тут же открестился Салтыков. – Тут на все воля твоя. Квасу, может быть, с погреба, али морса клюквенного прикажешь?
– От морса не откажусь. И кофе бы еще выпил. Разговор у нас с тобой долгий будет.
– Слушаю, государь.
– Хочу просить тебя быть крестным у одной моей родственницы. Да и тебе она не чужая – дочь герцогини Мекленбургской.
– Так она же в лютеранской вере крещена, – поморщился Салтыков. – Да и с сестрицами Ивановнами мы не больно близки…
– Про сестриц можешь забыть. Катерина Ивановна будет отправлена к супругу в Мекленбург, как и положено мужней жене.
Салтыков широко перекрестился:
– Слава тебе, Господи, отделались от срамницы. Мы ведь неподалеку друг от друга живем, дворня туда-сюда шастает и такое рассказывает…
– О сем забудь. По Измайловский дворец мы с тобой чуть позже переговорим. А вот дочка Катерины Ивановны в России останется. Воспримет православие и русские обычаи, хотя по титулу и останется принцессой Мекленбургской. Сейчас она в Богородице-Рождественском женском монастыре обретается, под крылом игуменьи Ксении. А как станет православной, так желаю я, чтобы ты ее в свою семью крестницей и воспитанницей принял.
– Я…
– Да, ты. Жена твоя, Долгорукая, рода знатного, о тебе и говорить нечего. Надобно будет сыскать принцессе дельных воспитательниц-гувернанток, чтобы иностранные языки и политес знали.
– Прости, государь, глупость мою, а зачем тебе все это?
– Через шесть лет я на ней женюсь, – просто ответил Пётр.
Лицо Салтыкова выразило целую гамму чувств: от неприкрытого изумления до спокойного понимания.
– Что ж, мудро придумал, государь. С одной стороны, девица знатного русского рода, никто морду воротить не будет. С другой – иностранная принцесса, но православная. Мудро, государь, мудро.
– С женой посоветуйся, она у тебя умна, может, что по женской части подскажет. Принцесса-то после смерти бабушки своей, царицы Прасковьи, в полном запустении жила, как сирота худая.
– Не изволь беспокоиться, государь. В нашей семье она не воспитанницей – дочерью родной станет. И образование получит, какое благородной девице полагается.
– Не просто благородной – высокородной. Но так, чтобы не мнила о себе лишнего. И место свое знала – супруги и матери, а уж потом – императрицы.
– Все понял, государь. Прикажете писать о принцессе?
– Да, каждый месяц мне лично, в собственные руки и секретно. То дело семейное. А теперь о другом поручении.
– Слушаю, государь.
– Измайловское гнездо развратное и зловонное – сжечь дотла.