на триста. Когда после дойки стадо выгоняли на заречный луг, пыль поднималась до полнеба. А мы останавливались и, невольно улыбаясь, смотрели не коров. Никогда не думал, что от зрелища пятнистого стада может теплеть в груди. «Вот они, девки! – взволнованно приговаривала наша спутница по вечерним прогулкам, телережиссер из Останкина, современная горожанка со смартфоном и банковскими картами в сумочке. – Пошли, пошли!.. Ах, красавицы, ах, умницы!..»
«А вы чего, неужели без дачи?» – спросил меня аистоголовый брат, и в его вопросе прозвучало недоверие. Человек, не имеющий участка земли и дома на нем, в глазах жителя Белоруссии действительно может показаться подозрительным. Ведь имеющий прочно стоит на ногах, он застрахован от… не скажу, от голода, но от скудного стола, от, упаси Бог, недоедания – точно. Дача – не подстриженный газон, не цветочные клумбы, не банька с выпивкой (хотя все это, понятно, не исключается), это, главным образом, картошка, овощи, яблоки, варенья да соленья, это какой-никакой, а доход от продажи плодов земли (пусть зачастую нелегальный), это возможность выкормить бычка или поросенка, держать кур и гусей. Корм для живности, какую-нибудь не съеденную вермишель, берут в летних детских лагерях, в санаториях. Вечерами от столовых отъезжают старенькие легковушки, нагруженные баками и молочными флягами. Поросята, говорят, весьма довольны.
В почти поголовном обзаведении граждан личными подсобными хозяйствами можно видеть не только незамысловатый житейский, но и высокий социальный смысл. Он в том, что дачи вернули людям интерес к сельскому труду. Когда отвыкшие от земли горожане получили по шесть соток на неудобицах, то обнаружили, что им нравится ее обустраивать. А ведь, по существу, их бросили на «болотные амбразуры». Многим этот бросок вышел боком – они принялись за дело так рьяно, что подорвали здоровье, но благодаря этим политым потом «соточкам» вспомнили, откуда они родом. В годы независимости доля дачных урожаев в продовольственном обеспечении семей существенно выросла, благодаря им люди не волнуются о пропитании семьи. Во многом благодаря всем этим разностильным «фазендам и плантациям» белорусская деревня не заброшена, это равноправный сектор народного хозяйства, а так как нормальным работящим людям свойственно улучшать среду своего обитания, обзаводиться удобствами, то деревня постепенно обустраивается, хорошеет, крепнет при любой официальной сельской политике власти и при том, какова бы она, эта политика, ни была на деле.
Так говорил мне врач, с которым во время сеансов физиотерапии мы успевали побеседовать о том, о сем. Что ж, в знакомой мне деревне рядом с домом родителей тетки Нины стояли два относительно новых дома белого кирпича, нечто похожее виднелось и в дальнем конце улицы. И все же старое деревянное жилье преобладало. Каменные хоромы выглядели как позолота, но поскреби ее – и увидишь бедность. Здесь, в провинции, она, казалось, существовала