молодых ребят, отправившихся в Россию на заработки. Две недели они отпахали в Москве таксистами как последние гастарбайтеры, привезли деньги, отметили удачу с друзьями и… И остановились в растерянности. Что делать дальше? Их окружала точно такая же жизнь, как до броска в Москву. Они ходили по тем же улицам, смотрели по телевизору те же новости, в которых менялись не события и лица, а только даты, слышали те же речи с теми же обещаниями. Нет денег, есть деньги – все едино. Разница в одном: когда они есть, можно залить тоску… Короче, за две недели они пропили заработок и снова рванули в Россию. Они еще не вернулись, еще не вошли во вторую фазу запоя, а у Татьяны уже ныло сердце, она предчувствовала недоброе. Молодежь начинает пить, говорила она. Положим, белорусы никогда не были трезвенниками, но сейчас пьют «опасно» – хмуро, скучно, безрадостно, беспросветно.
Разве не то же самое, только другими словами говорила мне, собирая ягоды, тетка Нина? О чем она печалилась? О том, что мужиков по деревням сильно поубавилось. Что деревенские все заметнее теряют интерес к серьезной работе на земле, что в иных деревнях в личных хозяйствах не осталось ни одной коровы… Разве не о том же предупреждали демографы, принужденные заявить, что каждый год население Беларуси сокращается на число жителей среднего райцентра – он будто исчезает с карты страны. И дело не только в цифрах, в фактах, в данных разнообразных исследований. И без науки видно, сказал мой санаторский собеседник-физиотерапевт, что народ впадает в депрессию, погружается в нее все глубже и глубже. И это погружение не остановить никакими деньгами, духовная жажда ими не лечится. Не в них, деньгах, счастье. Не думайте, что это просто прекраснодушная интеллигентская болтовня. Вы можете не поверить, но для белорусов это не абстрактная сентенция, а конкретное знание. Оно – внутри. Оно передается от поколения к поколению. С ним рождаются, с ним живут и с ним умирают…
Если же деньги для человека переходят в число ценностей первого ряда, то… то он становится не самим собой, не своим для других, существом иной природы. Татьяна – смущаясь, с трудом подбирая слова, рискнула проиллюстрировать эту мысль примером своей семьи, а это и вправду нелегко… Ее отец, никогда не отличавшийся повышенным интересом к материальной стороне жизни, выйдя на пенсию, стал истово копить. Причем его не столько обуяла страсть к деньгам, сколько захватил азарт накопительства как такового. Наверно, именно он позволил за не столь уж долгий срок собрать 100 миллионов белорусских (примерно 400 тысяч российских) рублей. По здешним понятиям старик превратился в креза! А также в гобсека, в плюшкина, в скупого рыцаря… Он, сказала, страдая, Татьяна, не соглашается потратить хоть копейку. Ни на что. Даже на лечение матери. Ей нужно всего полтора миллиона, гроши по сравнению со ста миллионами, но отец не дает!..
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст