Во власти страха. Карен Роуз

за детьми. Я стал вспоминать обо всех тех клевых местах, где ты побывала до того, как переехала к нам, и… – Он так и не закончил мысль, а просто неловко пожал плечами.

      Все-таки раскаяние.

      – Ты же знаешь, как я вас люблю. – Она с облегчением вздохнула, когда он кивнул.

      – Ты просто хочешь развеяться. Я понимаю. – Он нежно подергал ее за волосы. – Знаешь, когда поедешь в Африку, придется постричься под машинку. Иначе мухи цеце совьют в твоих волосах гнездо.

      – Придется рискнуть, – сухо ответила Хелен. – Завтра с индейкой на гарнир будешь картошку-пюре или что-то другое?

      Глаза Мэтта загорелись.

      – А что проще готовить?

      – А ты как думаешь?

      – Ты знаешь, чего я хочу. – Он забрал школьный альбом и медленно вышел из кухни.

      Хелен смотрела ему вслед: руки так и чесались вышибить из него эту неспешную походку, но в то же время она восхищалась тем, как быстро он взрослеет. Она хорошо воспитала мальчиков. А Брэд скоро изменится.

      – Картошка-пюре, индейка, три пирога и раскаяние, – произнесла она вслух, ни к кому не обращаясь. – Хоть бы эта Дженна стоила таких усилий!

      Суббота, 1 октября, 14.30

      Марвин Иглстон вскочил на ноги, с такой силой оттолкнувшись от кухонного стола, что стул, на котором он сидел, с грохотом упал. Его дрожащая всем телом жена подпрыгнула на месте.

      – Значит, вы уверяете, что за два дня ни на йоту не продвинулись в поисках нашей дочери! – взорвался мужчина. Он оперся о стол побелевшими костяшками пальцев, а его лицо нависло над лицом Стивена. – Чем, черт побери, вы там занимаетесь? Сидите и ковыряете в заднице пальцем?

      Стивен уловил запах виски, исходящий от собеседника, но промолчал. Иглстон – скорбящий отец. Однако Стивен предпочел бы, чтобы этот человек был трезв, хотя бы для того, чтобы ответить на вопросы, которые ему необходимо было задать. Но каждый справляется с бедой и страхом по-разному. Пока Марвин Иглстон бушевал, его невысокая хрупкая жена тихонько плакала.

      Анна Иглстон схватила мужа за руку, цепляясь за нее, как за саму жизнь. Ее лицо осунулось, глаза ввалились. Кожа была не просто бледной – она будто просвечивалась на скулах, заострившихся от сорока восьми часов непрерывного страха и слез. Когда она заговорила, ее голос дрожал, и Стивену стало еще больше жаль эту женщину.