в собственном доме, сэр? Меня поражает ваша неспособность довести до конца такую простую сделку.
Я закрыла глаза от боли. Сделка.
Если у меня и теплилась романтическая надежда, что парень влюблен в меня заочно, то последняя фраза решительно развеяла это маленькое заблуждение. Я была приобретением. Лошадью, которую он хотел забрать к себе на конюшню, картиной, которая должна была дополнить его коллекцию. Я была вещью, которую продают и покупают.
Мужчины продолжали обмениваться репликами, но, поскольку их голоса понизились до более мирных тонов, я уже ничего не могла расслышать, как бы ни крутилась в раме окна. Возможно, они договаривались о цене? Или просили конюха проверить мне зубы? Может, меня взвесят, измерят и поставят на весы рядом с грудой золота?
Беспомощный гнев овладел мною. Я не должна находиться в такой ситуации! Родители пришли бы в ужас, будь они живы. Конечно, будь они живы, я бы не томилась в этом доме с этими людьми, которые считают, что я должна вести себя как обычная девушка.
Я понимала, чего от меня хотят родственники, но меня не воспитывали покорным и бездумным ребенком. Моя мать, неисправимая в своей тяге к наукам женщина, вышла замуж довольно поздно и за достаточно образованного мужчину, философа и ученого, который находил ее нешаблонные мысли интересными и вдохновляющими. Меня воспитывали в обстановке свободы мысли и эмоциональных дебатов. Если я хотела отказаться от ужина и съесть только пирожное, я могла сделать это, при условии, что мои доводы рассмешат родителей или даже спровоцируют между ними настолько увлекательный спор, что никто не заметит сахарной пудры на моих пальцах.
Не мудрено, что родственники смотрели на меня, как на белую ворону. Теперь же, оставшись одна в комнате и одна в сердце, я дрогнула. Я была чужой этому миру. Мне было невдомек, почему надо прятаться за веером. Я не понимала, зачем держать рот и мысли на замке.
Возможно, это со мной что-то не так, а не с ними. Казалось, я одна не желаю играть по этим правилам…
Или нет?
Ведь были в этом мире и другие женщины, прекрасные, изящные создания, скользившие меж строго разделенных слоев общества, точно облаченные в шелка ду́хи. У них не было ни мужей, ни отцов, ни нахрапистых дядей, которые только и ждут, чтобы закрутить их жизнь в тугой узел.
Впервые я увидела Лебедь на музыкальном вечере миссис Х. То было довольно пестрое собрание, дерзновенно включавшее тех, кто принадлежал к приличному обществу, и тех, кто немного не вписывался в его рамки. Позвать к себе в дом известную куртизанку считалось в высшей степени эксцентричным.
Могу поспорить, что каждая вторая дама на той вечеринке втайне сокрушалась, что не додумалась до этого первой.
Остальные же страшно оскорбились. Миссис Х. покровительствует искусствам и довольно влиятельна в определенных кругах, поэтому тетя Берил не рискнула во всеуслышание поносить ее гостью. Свидетелем саркастических излияний тетушки пришлось быть мне одной.
«Грязная падаль» было самым умеренным из оскорблений. А эпитеты вроде «независимой до разнузданности»