из монастыря. Мальчик знал, куда идет – в таверну, где он родился. В таверну, где умерла его мать.
В темном грязноватом трактире мальчик сразу увидел своего деда и женщину, в которой признал бабку. Амадео робко приблизился к трактирщику. В зале воцарилась тишина – даже постояльцы таверны узнали его. Трактирщик тоже понял, что это за мальчик.
– Мне жаль, что из-за меня умерла моя мать. – Голос Амадео срывался.
Ребенок опустился на колени. За эти годы он научился у отца только одному – нужно каяться в своих грехах.
Душу трактирщика разрывали противоречивые чувства. Его тронули слова ребенка. Да и его жену тоже – женщина, ахнув, зажала рот ладонью.
Но затем ненависть победила.
– Она была моей дочерью пятнадцать лет, а твоей матерью – всего пару мгновений, и эти мгновения ты потратил на то, чтобы убить ее. Не смей называть ее в моем присутствии своей матерью!
Те слова больно ранили ребенка. От унижения он склонил голову, но нашел в себе силы произнести:
– Мне жаль, что из-за меня умерла твоя дочь.
Его бабка разрыдалась. Если бы муж не удержал ее, она бросилась бы к внуку и заключила его в объятия. У ребенка были точно такие же голубые глаза, как и у ее доченьки. Но трактирщик озлобился еще больше.
– Убирайся отсюда, греховное создание! – рявкнул он, указывая на мальчика пальцем.
И по какой-то необъяснимой причине – тот трактирщик вовсе не был фанатиком и особо не раздумывал над вопросами веры – ему в голову не пришло ничего лучше, чем сказать:
– В этом мире хуже тебя только евреи. – Он не нашел других слов, чтобы выразить ненависть к своему внуку.
Когда Амадео вернулся в монастырь, его наказали за побег. Но с тех пор он начал выяснять, кто же такие евреи. Оказалось, что это они убили Господа Иисуса Христа, распяли его на кресте. Грех, свершенный на Голгофе, пятном лег на весь народ.
И тогда в детском сознании Амадео сложилась четкая картина: вполне логично, что евреи хуже него. В конце концов, они убили Сына Божьего, а он всего лишь простую девушку. Впервые в жизни Амадео испытал облегчение. Он был не самым ужасным человеком на свете.
И впервые в жизни он обрел того, кого можно презирать, – точно так же, как остальные презирали его.
Евреи стали его освобождением. Евреи стали всем смыслом его жизни. Амадео изливал на них свою ненависть, и от этого ему становилось легче. Впервые в жизни он выступал на стороне Добра.
Амадео удалось убедить себя, что его ненависть к евреям – акт любви к Господу. И он предавался этой любви через ненависть.
Со временем Амадео позабыл и своего деда, и произнесенные им слова. Прошли годы, он сам стал доминиканцем и уже не помнил, как возникла его ненависть к евреям. Он воспринимал ее как данность. И Амадео сумел найти нужные слова, чтобы разжечь такую же ненависть в сердце Цольфо. Он прекрасно разбирался в людях и сразу отличал слабых и добрых. Именно поэтому он снимал комнату у Анны дель Меркато.
Теперь