относительно теоретических дискуссий, начавшихся между блоком Ленина и Плеханова с одной стороны и блоком Троцкого, Мартова и Богданова – с другой. Данные дискуссии ознаменовали собой разрыв между теоретическими спорами революционеров, находящихся за границей и живущих в довольно комфортных условиях на Западе, и «черновой» работой революционеров-практиков, которые в большинстве своем прозябали в царских тюрьмах или в ссылке. Рискуя вызвать недовольство Ленина, Джугашвили – будущий Сталин – без каких-либо колебаний назвал данную теоретическую полемику «бурей в стакане воды». А еще он пожаловался на свою вынужденную бездеятельность: «А у нас здесь душно без дела, буквально задыхаюсь». Данное письмо было перехвачено полицией, неусыпно следившей за всеми действиями революционеров[70].
Внебрачный сын
В начале 1911 года Сталин снял в Сольвычегодске комнату у Марии Кузаковой – вдовы, воспитывающей пятерых детей. Эта сильная и умная женщина, которая была намного старше своего молодого постояльца, сумела оказать ему моральную и прочую поддержку, необходимую для продолжения его революционной деятельности. Каждая попытка побега, предпринимаемая Кобой, вызывала у нее беспокойство: она боялась, что он когда-нибудь, пытаясь сбежать, утонет при переправе через реку – как, бывало, тонули другие ссыльные. В результате возникших между Иосифом и Марией непродолжительных близких отношений в ее простенькой избе в 1912 году родился мальчик, которого назвали Константином; ему дали отчество по имени уже умершего мужа его матери – Степанович. Уже с самых юных лет его характерная кавказская внешность стала контрастировать с внешностью его сверстников – белобрысых жителей Севера. Этот внебрачный сын, рождение которого семейная легенда увязывала с пребыванием Сталина в ссылке в Туруханске, в действительности был «плодом» предыдущей ссылки Кобы. Среди ссыльных революционеров его вскоре начали узнавать. «Так это ты сын Джугашвили? Похож, похож…» – сказали ему как-то раз, когда он, еще будучи ребенком, играл с другими детьми на пустыре. Он после этого попытался узнать тайну своего рождения. Когда он стал расспрашивать свою мать, та, будучи человеком благоразумным и осторожным, ответила ему: «Ты мой сын. А об остальном ни с кем никогда не говори».
Этот сын, существование которого Сталин замалчивал, но которого он никогда не терял из виду и которому вскоре начал помогать, стал государственной тайной – пусть даже о ней и знали все. До того, как массовые репрессии закрыли всем рты, этого сына Кобы, когда он блестяще сдал экзамены, окликнул его комсомольский секретарь: «Ну, сын Сталина, отец-то теперь будет доволен». Константин Кузаков испугался и, следуя совету своей матери, стал избегать разговоров о том, кто его отец.
Сталин, являясь, пожалуй, самым скрытным среди всех исторических деятелей в отношении своей личной жизни, упомянул, однако, имя матери своего внебрачного сына в одном из своих «Сочинений»: в нем написано, что с марта по июнь «в Сольвычегодске