розы. В одну из последних ночей перед тем, как все случилось, я, должно быть, стояла перед «Рейберном» и раскаляла металлическую эмблему добела. Должно быть, я держала ее в руке, на которую предварительно натянула прихватку. Затем я прижала раскаленный металл к своему телу. Должно быть, в комнате стояла вонь горелой плоти. Должно быть, я ощущала, как миллионы булавок вонзаются в мою плоть. Сестра Амалия на следующее утро благословила и помазала медом место ожога. Это, по крайней мере, я ясно помнила. Ожог остался со мной. Я ощущала его неровные края кончиками своих пальцев. Этот ожог напоминал мне о боли и страданиях, которые я могу причинить в неизъяснимом экстазе.
Хотя путем психологического тестирования специалисты сошлись во мнении, что, находясь в состоянии лунатического транса, я вряд ли способна совершить что-нибудь по-настоящему ужасное, оставались люди, которые считали, что я могу быть ответственной за смерть своего внука. Я также не исключала подобной возможности.
Пресса, само собой разумеется, ухватилась за сенсацию.
«Святая? Могла ли она во сне совершить убийство?»
«Связана ли смерть с оккультизмом?»
Я и сама не могла исключить подобной возможности, пока не докажут вину другого человека. А пока я не имею права спать. Когда я наконец заснула, тьма за окном посерела. Я всегда засыпаю только перед рассветом, когда солнечный свет делает невозможными какие-либо разрушительные действия с моей стороны. Во сне я видела следы, ведущие в камыши. Выкованная из стали цапля стояла на противоположном берегу Веллспринга.
Трава на Первом поле уже не была такой буйной, как прежде. Колючки чертополоха царапали мне лодыжки. Кремниевые камушки давали о себе знать, когда я становилась на них подошвами своих туфель. Мы всегда думали, что грунтовые воды в этом месте подходят вплотную к поверхности, но, как доказала жизнь в других регионах страны, ничего вечного не бывает. На поле стояла противоестественная тишина. Мои тюремщики сказали мне, что правительство избавилось от остававшейся здесь живности: овец, безмозглых кур, одичавших поросят Марка. Избавились… Застрелили… Сотни лет на этих полях паслись овцы и коровы, ветер свистел в ячмене, а сейчас на них ничего нет, за исключением лабораторно ровных грядок генно-модифицированных растений. Дойдя до вершины холма, я остановилась. История реки Ленн тесно связана с историей этого края. Церковь расположена недалеко от этого места. Ее нормандского стиля башня теперь отчетливо виднелась вдали. Уж слишком много деревьев, ослабленным засухой, повалили в последнее время бури. Вереница сельских домиков расположилась на берегу реки. Автомобильная дорога тянулась вдоль железной дороги, а та – вдоль реки, подобно тому, как наша промышленность шла тем же путем, вторгаясь в Уэльс. Далее на севере высился жалкий, изъеденный эрозией Крэг, чья лысая вершина вздымалась над низменностями. Я оторвала взгляд от горизонта и посмотрела на то, что находилось поближе. Тропинка спускалась с холма вниз и вилась по лесу между