все же больше его заслугой, чем ее. Он воспринимал ее как должное, пользовался их отношениями в своих интересах и, когда было выгодно, забывал о них. И для этого всегда находилась причина: поиск партнеров, достижение финансовой состоятельности, ранний выход в отставку. Все это были временные замены недостающих частей его личности, попытка ответить на вопрос, который не отпускал его с юности: что значит быть мужчиной?
Когда утро наконец пришло и он, открыв глаза, увидел Либана, который смотрел на него, небрежно положив старый АК-47 на колени, Дэниел почувствовал, что его кожа натянулась от высохших слез. Он попытался сбросить с себя путы внутреннего страдания и крепко ухватиться за надежду на скорое спасение, а вместе с ней и за шанс на искупление, но умение отрицать и напускать туман покинуло его. Он без голоса, одними губами произнес слова молитвы: «Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь».
– Капитан, – сказал пират по имени Афиарех, – мои люди голодны. Пора завтракать.
Дэниел сел и посмотрел на сына; тот выглядел так, будто уже давно не спит.
– Я помогу тебе, пап, – тихо произнес Квентин.
Дэниел кивнул, радуясь возможности отвлечься.
– Принеси фруктов.
Он вышел из кокпита и отправился на камбуз. Там достал банку овсяной каши и поставил на плиту кастрюлю. Простые ритмы готовки еды сделали больше для поднятия духа, чем все его ночные умственные изыскания. Квентин принес корзину манго, и они вместе порезали их в миски. Если во всем этом безумстве и была какая-то отдушина, так это чувство такта Афиареха. Он был мерзавцем, как и все они, но, по крайней мере, цивилизованным.
Ели они группами по трое – это Афиарех придумал, чтобы не создавать давку в каюте. Все пираты, кроме Афиареха, который пользовался приборами, брали пищу руками, и все выразили благодарность: некоторые просто кивнули, самый тощий, Дхуубан, сказал «спасибо», Сондари, которому на вид было лет пятнадцать, улыбнулся.
Квентин первый запомнил их имена. Он всегда имел способности к языкам и в многочисленных портах, куда они заходили, собирал разные местные фразы, как сувениры. Но его успехи в произношении сомалийских слов, которые выговаривались со скоростью пулеметной очереди, удивили Дэниела. Он еще вчера за обедом обращался к пиратам по именам, и те смотрели на него с неприкрытым изумлением. Афиареха особенно впечатлил талант Квентина, и он весь вечер учил его сомалийским словам. Квентин впитывал его уроки, как губка, и повторял новые слова так бегло, что Афиарех даже в ладоши хлопал. Только Мас, пират со шрамом на щеке, был недоволен. Он сидел в стороне от всех на трапе под темнеющим небом и покачивал автомат, словно это был его ребенок.
Когда все позавтракали, Афиарех велел своим людям подниматься на палубу, оставив только Либана сторожить Дэниела и Квентина, пока они принимали душ и переодевались. Когда они оделись, пират поманил их за собой.
– Вам нужно подышать воздухом, – сказал