с накладными карманами на груди. За спиной висел рюкзак типа вещмешка защитного цвета, явно военного образца. Он быстро углубился в посадку, начинающуюся сразу за околицей села, повернул направо и по тропинке вышел к «спящему» ветряку. Работники мельницы в такую рань еще отдыхали.
Незнакомец остановился у почерневшего от старости млына. Огляделся по сторонам – никого поблизости он не увидел, вытащил армейскую фляжку и двинулся к ветряку, его нижней дощатой лопасти огромного пропеллера, который был застопорен толстой конопляной веревкой-мотузком. Стопорящее устройство – дышель – давно сгнило, поэтому ветряк стреножили именно таким способом.
Открутив пробку фляжки, он плеснул горючей жидкости на сухую лопасть, потом пролил ею деревянную раму, затем чиркнул спичкой. Она сломалась. Другую постигла та же участь. Чувствовалось, что поджигатель волновался – у него тряслись руки. С третьего захода спичка зажглась, и он бросил ее в цель. Пламя быстро охватило тонкие планки и доски лопасти, побежало в сторону рамы. Когда незнакомец, убегая с места преступления, через десять минут оказался в посадке, ветряная мельница уже пылала огромным факелом. Огонь пожирал сухое дерево быстро и жадно…
Николай Григорьевич по привычке встал рано и вдруг увидел клубы дыма, поднимающие над горизонтом. «Что еще подожгли варвары? – спросил сам себя председатель. – Неужели млын? О боже! Ведь эти хлебные храмы такие же святые, такие же сакральные, как и колодцы. Хлеб и вода – источники жизни. На святость замахнулись бандиты. Ветряки в течение длительного времени были символами технического прогресса. Нужда ум острит. У бандитов злость его тупит…»
Он ринулся в дверь, увидев, как по улице к ветряку бегут односельчане, Берест побежал вместе с ними. По прибытии от четырехлопастного пропеллера осталась куча дымящихся головешек. Но пламя все еще гудело и гуляло внутри прочного сруба мельницы.
Беспомощные люди метались с вилами, жердями, лопатами, пустыми ведрами и только некоторые, неведомо откуда взятыми баграми, пытались растаскивать в стороны горящие брусья, доски и бревна. Кто-то оттаскивал рухнувшую дубовую горизонтальную ось, обгоревшую только сверху, кто-то бежал к колодезю за водой, кто-то материл поджигателей.
– О, Боже, покарай мерзавцев, посягнувших на святое, – проговорила сквозь слезы соседка Берестов доярка Матрена Пастушок.
Многие сельчане, особенно женщины, плакали, глядя, как пламя доедало останки их живой еще вчера легенды – производителя муки, крупы и подсолнечного масла…
Сегодня ветряных мельниц практически нет. Мы гоняемся за дорогостоящими энергосберегающими технологиями, сооружая для этого невероятно сложные машины – но все лежит на поверхности. Мы потеряли что-то ценное.
Все чаще дочь Оксана жаловалась отцу на косые взгляды некоторых парней и даже записки с угрозами расправиться с ее родственниками. Сын Александр рос крепким, плечистым юношей, которого все теперь звали не иначе,