танцорами, актёрами, певцами, моделями, стилистами – фотографии которых пестрели в глянцевых журналах и украшали спальни многих московских девушек.
Но, ни один из них не мог сравниться с Тарумом, никто не волновал её так, как он. Он был в её глазах настоящим мужчиной, а не рафинированным продуктом стилистов, окружавших её повсюду. Впрочем, и не только её, она вспомнила, как университетские подруги ещё год назад жадно пожирали вожделённым взглядом молодого курсанта-пограничника, сидевшего рядом с ней за именинным столом.
Сейчас же Тарум шёл в сторону её дома, нет сомнений, что он идёт к ней. Откуда он узнал её адрес? Впрочем, чему она удивляется, его дед эфэсбэшник, отец тоже. Что делать? Открывать ему двери? Но ведь это глупо?
Чёрт возьми, он вошёл в подъезд. А она совершенно забыла, что на ней простенький ситцевый халат, в котором она бегала ещё девчонкой-школьницей. Остаётся одно – не открывать ему. А вдруг он заметил её в окне?
Раздался звонок на входной двери, повинуясь которому она выскочила в коридор и замерла в шаге от двери. У неё пересохло во рту, ей казалось, что она слышала его дыхание. Кто бы знал, оказывается, можно прийти в возбуждение от одной мысли, что там, за дверью стоит тот, которого постоянно видишь в своих плотских снах.
– Инна, это я Тарум, открой! Я знаю, что ты дома, так как видел тебя в окне.
Делать нечего, нужно открывать ему.
– Ба! Тарум! А я думала, что ты уже уехал на свой Кавказ, не попрощавшись со мной, – молвила она, открывая ему двери.
Её глаза были наполнены искренней радостью, и её теперь абсолютно не волновало, что её голое тело прикрывал старенький халатик. Самое главное, что Тарум снова рядом с ней и это хороший знак. Она взглянула на его лицо: до боли знакомый, красиво очерченный рот, одновременно чувственный и жёсткий и этот нос горца, прямой и гордый, с лёгкой горбинкой!
Тарум охватил её взглядом с ног до головы.
Его тёмные глубокие глаза, излучавшие неприкрытый сексуальный интерес, заставили её сердце сжаться.
– Привет мой милый друг! Ты не поверишь, но я рад видеть тебя, – сказал Тарум, и нежно обняв её, поцеловал в щеку. – Я очень скучал по тебе…
От этих слов, произнесённых самым сексуальным голосом, какой она когда-либо слышала, – загадочным сплавом вайнахского и русского оттенков, – она тут же отказалась от маски безразличия к нему, которую намеревалась надеть.
– Ты когда уезжаешь на свой Кавказ? – спросила она, и голос её предательски задрожал.
Ей вдруг почему-то трудно было говорить: в горле у неё пересохло, язык стал жёстким, как наждачная бумага.
– Что с тобой, Инна? Ты плохо себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил Тарум. – Может быть, тебе стоит прилечь на диванчик?
– Нет, я в полной норме, – ответила она, и на её губах заиграла лёгкая улыбка. – Меня и так смутило в тебе кое-что, а ты ещё предлагаешь прилечь на диванчик.
– И что тебя смутило?
– Твои