на бабку, и та опять запнулась.
– Сейчас что говорить? Все пропало уже, все пропало… Надежды всё, дорогой, сладкие надежды, а теперь вот ― сиди тут, да показывай этому остолопу бумаги, ― она махнула рукой в сторону джипа.
Теперь, видимо, кончилось терпение у девушки. Она вскочила с бетона, подскочила к бабке и быстро и рьяно стала что-то говорить ей по-арабски. Та отвечала ей с не меньшим темпераментом. В конце концов, девушка обиделась, отошла на край дороги и осталась гневно стоять там, завернувшись по самые глаза в белое покрывало.
– Ишь, строгая какая! ― сокрушенно обратилась к Мише бабка. ― Вижу, парень ты хороший, наш парень, поймешь. Дед погиб, отец погиб, ладно, решили мы их в свет вывести, в Иерусалиме все учатся. Сестры и братья у нее, как люди, а эта одно заладила себе ― люблю и все! И где ж она его встретила-то, окаянного? Из этих… тьфу!
Помолчав, бабка добавила:
– Брат у меня остался, в Рамалле живет. Пусть он и решает.
Вот тебе и Монтекки, вот тебе и Копулетти, только и оставалось подумать Мише.
В джипе опять на весь перекресток заголосила рация:
– «Василек», говорит «яблочко». Длинный зеленый через точка один. Длинный желтый через точка ноль. Как принял? Прием.
– Принял верно, ― ответил Ари и погнал солдат на проезжую часть.
– Из Шхема автобус через пять минут придет. Тель-Авивский опаздывает, ― перевел Миша военный код на нормальный язык, давая бабке понять, что оценил ее доверие. Из-за дальнего поворота показался старый автобус. Парни и дед с помпончиком потянулись к проезжей части.
– Ладно, милый, Аллах велик! ― в последний раз вздохнула бабка, поднялась с бетона и пошла к мужчинам. Вторая бабка и незадачливая Джульетта поплелись за ней.
2005
Демобилизация духа
Какой-то евпаторийский раввин, к которому многие ходили судиться, всегда говорил (грустно и нежно) и спорщикам, и свидетелям: «И ты не прав, и он не прав, и они не правы. Идите с Богом».
― Иван Бунин. «Дым без отечества»
Я тонул, ощущая, что выживу, потому что видел чёрное дно и пробивающуюся через воду молочность солнца.
― Некрас Рыжий. Чешежопица. Очерки тюремных нравов.
1.
Его звали Отамбеков. Младший сержант Отамбеков. Имя, наверно, я тоже вспомню, но пока хватит и фамилии. Перед дембелем Башка дал ему сержанта, так что Серёга Куликов нашивал Отамбекову на дембельский китель три лычки. Но всё время в части он был младшим сержантом.
Когда мы в первый раз его увидели, он сидел в тапочках на крыльце узла связи и ковырялся в ноге. Он ходил тогда в тапочках, не в ботинках. В тапочках разговаривал с немцами, в тапочках ходил в столовую, в тапочках стоял на разводе. Тапочки ― это статус. Формально его тапочки объяснялись тем, что у него болела нога. Но нужно иметь статус, чтобы больная нога дала тебе тапочки.
Отамбеков был единственным южным человеком в нашей штабной роте. Так что у нас был