невольно вырвалось у Ури. – А если бы там кто-нибудь был?
– Импульс не слишком большой, так что шкафы можно задержать одной рукой, если вовремя… – Джерри внезапно умолк и уставился на ключ в руке Ури.
– Этот ключ… Он не ваш?
– Мне дал его Брайан. А что?
– Брайан не мог дать вам свой ключ, это категорически запрещено. Зачем вы его взяли? Вы хотели скрыть, что заходили в аннекс?
Тут Ури почувствовал, что пора рассердиться. Он взял Джерри за воротник и притянул к себе. Тот попытался вывернуться, но не смог разорвать железную хватку Ури.
– Да, именно так, – прошипел Ури ему в лицо. – Я связал Брайана по рукам и ногам, заткнул ему рот кляпом и затолкал его в чулан под лестницей. И все для того, чтобы похитить его ключ от аннекса.
Он резко отпустил Джерри, так что тот покачнулся и едва удержался на ногах. Однако вместо того, чтобы рассердиться, Джерри предпочел обернуть все в шутку.
– Ну и лапы у вас! Подстать вашему истинно немецкому юмору! Интересно, чем вы занимались в сорок третьем году? – спросил он, криво усмехаясь.
Ури, который родился в шестьдесят первом, оказался на высоте и оценил предложенную Джерри мировую:
– Я думаю, это была моя предпоследняя инкарнация. Я точно не помню, но мне кажется, я был червем в одной из братских могил. И умер от чревоугодия – какой тогда был выбор, какой выбор!
Джерри сперва брезгливо поморщился, потом откинул голову и зычно захохотал. Испуганные старцы недоуменно таращились на них сквозь увеличительные линзы очков.
Брайан
Скорый поезд мчал Брайана по бесконечно длинному туннелю, черные стены которого были густо покрыты неразборчивыми белыми письменами. Как ни всматривался он в пролетающие мимо замысловатые строки, ему так и не удалось выделить в них ни одного разумного сочленения. От напряжения в глазах искрило, как при коротком замыкании, и нестерпимая боль грозила расколоть череп. Но он продолжал всматриваться, он знал, что его жизнь зависит от этих настенных надписей – если он не прочтет их, ему конец.
Неожиданно поезд начал замедлять ход, и белые завитушки на черной стене стали постепенно приобретать какое-то подобие смысла. Брайан словно бы узнавал некоторые сочетания, – обрывки чужих, но знакомых слов поднимались на поверхность его сознания, как пузырьки из глубин океана. Язык, которому принадлежали эти слова, был сродни языку его ненаглядных нордических саг, но не шведский и не норвежский. Осколки слов начали откалываться от стены и падать на пол вагона, но когда Брайан наклонился, чтобы их подобрать, он потерял равновесие и, больно ушибаясь, покатился по круто убегающей вниз винтовой лестнице.
Брайан пришел в себя на дне глубокого колодца, усеянном белыми черепками, слабо мерцающими в рассеянных лучах переменчивого света, струящегося откуда-то сверху. Он твердо знал, что выберется из колодца, только если сумеет сложить из черепков какую-то фразу, но не помнил, какую. Преодолевая слабость, он перевернулся на