подробностей. На бумаге, как присмотрелся Павел, были шероховатые разводы – такие обычно остаются после высохших капель. Что он должен был подумать? Если сестра ответила правдиво – что это за неслыханная болезнь, которая не позволяет нацарапать хоть пару строк? Перелом руки, заразная инфекционная с госпитализацией – стоит ли скрывать, неужели нельзя конкретизировать хоть самую малость, ясно же, что он с ума сойдёт от этих зловещих умалчиваний и собственных домыслов. Если же ему лгут… Может, его ненаглядная выскочила замуж? Умчалась в неизвестном направлении неизвестно с кем из-под бдительной опеки брата? И боится, не хочет, не считает нужным поставить его о том в известность? Но неужели это похоже на Лилю? И разве Светлане не проще без лукавства: «больна» – чтобы скрыть «изменила»? Что лучше? Но ведь он потом сестре не простит, если обманула – неважно, с какой целью. И рано или поздно Павел всё узнает.
Спрашивать больше не стал: бесполезно. Наглухо замкнулся в своём горе. И только с холодным бешенством молотил в спортзале, не разбирая, когда – грушу, когда – соперника. Во время занятий по рукопашному бою забывался так, что не чувствовал боли, не реагировал на команду «отставить!» И отчаянно лупил по мишеням – нелепым пугалам – безостановочно, расходуя весь запас смертоносных птичек. «Деды» шарахались от его немигающих глаз.
Вспомнилось как-то: а ведь ноющее предчувствие появилось у него за некоторое время до… Вскоре после того, как прочёл Лилину открытку с днём рождения.
Была ночная учебная тревога – грохот, стрельба, топот, сумятица, спешка. Завывание сирен, крики команд, разъярённая ругань. А перед этим ему снилось – долго и мучительно припоминал теперь – нечто ужасное.
Белая-белая дверь. Белый пустой потолок. Резкий пронзающий свет – непонятно, откуда. Белая пустая постель. Пустая ли? Видно уже, что нет. Белое лицо. Страшные серые губы. Пепельная прядь волос – её волос… Белые тонкие трубки скрываются под одеялом, опутывая. И вдруг – кровь! Фонтанами, брызгами, целыми реками – на эту жуткую белизну… Четыре грязно-серые, c размытыми очертаниями, фигуры. Их ломающиеся резкие движения. Их смрадный дух. И мгновенно возникшее, почти звериное желание – раздавить, растерзать, уничтожить!..
Глава 9. Что с ней?
Павел не стал сообщать о своём отпуске. Пусть всё останется в истинном виде. Пусть он увидит своими глазами. Застав врасплох, проще будет узнать правду. Этот день он так долго ждал. «На похороны бы меня вызвали…» Всё другое кажется поправимым. Даже если появился некто – он должен узнать, посмотреть обоим в глаза. Мучительнее неизвестности – что?
На звонок в прихожую выскочила заметно подросшая Оленька. Павел присел перед ней, огладил оборочки на платье, носик пальцем прижал: «Пип!» А больше от волнения произнести ничего не смог – молча шоколадину в ручонки сунул. «Спасибо!» – громко и чисто