забавы эти бывали не совсем безобидными, но ни разу Заманжол не выдал начальству ребят, хотя ему здорово доставалось, если что-либо всплывало, и разражался скандал. В общем, все шло нормально.
Но с некоторых пор Заманжол стал замечать в глазах одной девчонки, восьмиклассницы Алтынай, необычный свет. Он вспыхивал каждый раз, когда Заманжол обращался к ней, особенно в те редкие минуты, когда они оставались наедине. В такие минуты Алтынай начинала волноваться без причины и порывалась что-то сказать, но когда Заманжол спрашивал, что ей нужно, молча качала головой, краснела и отворачивалась.
Заманжол невольно любовался хорошенькой девочкой, почти девушкой, на которую уже начинали заглядываться мальчишки. Он ловил себя на том, что думает нескромно о Алтынай, и старательно отгонял эти мысли – ведь он был воспитателем, а она школьницей. Восхитительной была ее гибкая фигура с выразительной тонкой талией, ее стройные ноги и грациозная шея, ее небольшие груди – пиалки. Заманжола все время тянуло любоваться ее лицом, словно светившимся изнутри. Все на этом лице было соразмерным и красивым. А ее глаза! Они горели неизбывным огнем, вселяя в каждого, у кого есть душа, почти суеверный трепет, покоряя с первого взгляда. Украдкой любуясь ею, Заманжол думал: «Как должна быть счастливой обладательница такой красоты…»
Но с каждым днем Алтынай становилась все грустней, все печальней. Она стала отказываться от игр и походов в горы или на речку; жалуясь на недомогание и головную боль, уходила в спальный корпус. Однажды Заманжол обнаружил ее там, плачущую навзрыд, уткнувшись в подушку. Он присел к ней на кровать и тронул за плечо, и она резко обернулась. На его вопрос, мол, что случилось, она неожиданно прильнула к его груди и начала сбивчиво говорить о своей любви.
Прекрасная девушка открыла ему свою чистую, девственную душу, предлагая свою первую, чистую любовь, и нужно было обладать титанической волей, чтобы устоять. Заманжол устоял! Невероятно, но он оторвал эту прелесть, эту мечту, оттолкнул от себя и в смятении ушел прочь.
Как жестоко обходимся мы иногда с теми, с кем обрели бы свое счастье! И все из-за каких-то нелепых догм и установлений. Заманжол считал себя педагогом, не имеющим права на интимные отношения со своей подопечной. И не смог перешагнуть через этот губительный стереотип, хотя видел, как мучается девчонка, бессильная совладать со своей первой любовью. Вновь и вновь пыталась Алтынай достучаться до него, пробиться к его сердцу, но он неизменно отвечал ей, объяснял, что им нельзя любить друг друга, потому что она ученица, а он воспитатель, что ей еще рано думать о таких вещах, что она должна сначала окончить школу, потом поступить в вуз… и так далее и тому подобное.
Алтынай после таких «бесед» становилась такой несчастной, что сердце Заманжола сжималось от жестокой боли; ему хотелось прижать ее к груди, успокоить, утешить ее страдающую душу. Но он так и не решился на такой простой и необходимый шаг.
Заманжол