кости заблудившихся. Жуткие твари выползали порой из тёмных углов, а о Хозяине озера Хой-Лор лучше было не поминать вовсе. Подобные обстоятельства могли загасить страсть к путешествиям у кого угодно, только не у Алзика.
Сколько юноша себя помнил, ему хотелось выбраться наружу. Там раскинулся Большой мир, и на что он был похож – никто не мог ответить. Старшие или расписывали ужасы, подсказанные их воображением, или утверждали, что там вообще ничего нет. Лишь пустота, которая заполняется то слепящим огнём, то блаженной тьмой. Когда Алзик подрос, ему запретили касаться этой темы. Он прекратил задавать вопросы, но стал подолгу пропадать, обследуя малоизвестные уголки Дома охоев. И однажды нашёл путь!
В Большом мире было тепло, и воздух так благоухал, что у Алзика закружилась голова. Он уткнулся лицом во что-то мягкое, похожее на сухие водоросли, и тело его сотрясалось от рыданий. Потом слёзы иссякли, но он ещё долго лежал ничком, впитывая звуки и запахи Большого мира. Сухой стебелёк щекотал ему шею, звенел многоголосый стрекочущий хор, что-то ухало вдалеке. Охой перевернулся на спину, положил руки под голову и стал смотреть вверх. Ветерок обдувал его заплаканное лицо, мириады ярких точек искрились ласковым светом. Алзик лежал неподвижно, зачарованный этим зрелищем и запахами земли. Небольшой зверёк подошёл, обнюхал юношу, ткнувшись в щёку мокрым носом, и нехотя удалился. Постепенно сверкающие точки побледнели, небо стало светлеть. В глазах появилось жжение. Алзик долго тёр веки, потом понял, что наступает время слепящего огня и пора возвращаться.
Ощущения, запахи, звуки Большого мира, картина чёрного купола, мерцающего бесчисленными огнями, – всё это навеки запечатлелось в сердце юноши. Может показаться странным, но Алзик больше не повторял вылазок наружу. Ночь, проведённая вне Дома, изменила его. Раньше он действовал, движимый простым любопытством и жаждой увидеть свет. Теперь же впервые попытался осмыслить себя вне Дома охоев, а Дом и соплеменников – вне Большого мира. Это было мучительно. Алзик любил свой подгорный Дом, но Большой мир он тоже полюбил!
Тем временем Кирхой набирал силу и, надо отдать ему должное, умело завлекал людей. Родичи Алзика никак не могли взять в толк, чего упрямится старый глава Дома, которому давно пора на покой. Почему бы просто не передать свои полномочия этому чудаку Кирхою, так стремящемуся стать Отцом охоев? Кирхой часто заходил к соседям, искренне интересуясь их делами, и те охотно делились с ним своими заботами. Кирхой участливо поддакивал и незаметно переводил разговор на своё.
– Не понимаю, как вы, человек такого ума и проницательности, позволяете этому бездельнику Жрецу морочить себе голову? – восклицал Кирхой. – Вы делитесь с ним пищей, согреваете его пещеру, почитаете его, а за что? За то, что он целыми днями сидит возле сушёной колючки и кормит вас лживыми молитвами? «Яви, Колхой, глазам свой свет, его мы ждали много лет…» Да кому он нужен, свет-то? Может быть, когда глаза наших предков не дружили с темнотой,