объяснил я.
Да. Ты прав. Они, наверное, просто посадят тебя в клетку и будут бить.
Нет, не будут, настаивал я, чтобы скрыть мои собственные страхи.
Я боялся, что кто-нибудь узнает меня.
Они делали это раньше, упорствовал он. С нами обоими. А это была твоя собственная стая.
Я не мог отрицать этого. Так что я просто обещал:
Я буду очень-очень осторожен. Я хочу только послушать их разговоры, чтобы понять, что происходит.
А почему нас должно заботить, что с ними происходит? Вот мы не охотимся, не спим и не идем дальше – это и должно нас волновать. Они не наша стая.
Мы можем узнать, чего нам ждать дальше на нашем пути. Много ли народа на дорогах и смогу ли я найти работу, чтобы заполучить пару монет. Всякое такое.
Нам просто надо идти вперед и узнавать все самим, упрямо настаивал Ночной Волк.
Я натянул рубашку и штаны прямо на влажное тело, пальцами зачесал назад волосы. Привычка заставила меня завязать их в хвост воина. Потом я закусил губу, размышляя. Ведь я собирался выдавать себя за бродячего писца. Развязав шнурок и распустив волосы, я обнаружил, что они почти доходят мне до плеч. Немного длинновато для писца. Большинство из них коротко стригутся и сбривают волосы у лба, чтобы они не мешали работать. Что ж, с бородой и растрепанной шевелюрой я могу сойти за писца, который долго болтался без работы. Не лучшая рекомендация для моего ремесла, но, учитывая скудость припасов, ничего лучше я придумать не мог.
Я оправил рубашку, чтобы выглядеть поприличнее, застегнул пояс и проверил, хорошо ли ходит в ножнах мой нож. Потом потряс в руке кошелек. Огниво в нем весило больше, чем серебро. У меня были четыре серебряные монетки, которые дал Баррич. Несколько месяцев назад это нельзя было назвать большими деньгами, а теперь у меня больше ничего не было, и я решил не тратить их без крайней необходимости. Кроме них, из дорогих вещей у меня были только серьга Баррича и булавка Шрюда. Моя рука машинально коснулась серьги. Как ни раздражала она меня, когда мы охотились в густом кустарнике, прикосновение к ней всегда действовало на меня успокаивающе. Как и булавка в воротнике моей рубашки.
Я дотронулся до воротника – булавки не было.
Сняв рубашку, я проверил воротник, а потом всю одежду. Я развел небольшой костер, чтобы лучше видеть, развязал узел с поклажей и дважды проверил его содержимое. Я проделал все это, несмотря на почти полную уверенность в том, что знаю, где булавка. Маленький красный рубин в серебряном гнезде был воткнут в воротник рубашки, надетой на мертвеца, лежавшего у хижины пастуха. Я был почти уверен и все-таки не мог заставить себя признать это. Все время, пока я искал, Ночной Волк неуверенно кружил вокруг моего костра, скуля в сдержанной тревоге от моего беспокойства, которого он не понимал.
Я раздраженно шикнул на него и напрягся, вспоминая обо всем так, словно собирался докладывать Шрюду.
Последний раз я точно видел булавку в ту ночь, когда выгнал Баррича и Чейда.