Третий подхватил скрипкой, четвертый загремел бубном.
Девочка сошла с коврика и взяла меня за руки. Отклонившись в противоположные стороны, все быстрей и быстрей под свист и грохот мы помчались по кругу.
В вихре мне казалось, что и медвежонок переступал с одной лапы на другую, как вдруг девочка разжала руки. Снарядом я полетела в толпу и почти сразу, с еще закрытыми глазами, затылком почувствовала мягкое тепло. Вверху смеялись рот и ноздри женщины с черными глазами, которые теперь были прямо напротив моих. Ее длиные косы щекотнули мне щеку. Ткань ярко-гранатовой юбки была твердой и шершавой. Прямо надо мной лежал на руках малютка, впившийся ртом в грудь. Я выбралась и прижалась к Наде, которая тем временем подбежала мне на помощь. Девочка продолжала прыгать, словно шальная, и то и дело посматривать на меня. На всякий случай мы отошли от нее подальше. Я пыталась больше на нее не смотреть, но ее фигурка приковывала взгляд, словно шарик от пинг-понга. Тогда я закрыла глаза и услышала, как, проходя через меня, зазвенел, падая с высоты, то студеный, то теплый голос Нади. Это был какой-то вальсирующий и жуткий мотив, и я тихонько повторяла за ней загадочное: Стриде ла вампа[21].
Допев, Надя поклонилась, как в театре. Мой пульс все еще несся, опережая заданный ритм. Все хлопали. Мужчины подошли целовать ей руки, а женщины опять клянчили денег и пытались продать нам деревянное сито и какой-то черный порошок с металлическими блестками, которым они мазали себе глаза. Девочка снова стала вести себя как чужая. Мы попрощались и двинулись в обратный путь.
Но когда нужно было повернуть, на том пункте, на котором вся эта картина, фантастическая и дикая, исчезла бы навсегда, я вырвала руку и побежала обратно. Если я была «ничья», мне совсем необязательно было идти вместе с Надей.
Надя догнала меня очень быстро. Из сумки, которую она поставила на землю, выглядывала белая алюминиевая крышка от молока и зеленый лук, и мне стало немного жаль себя, что я больше не смогу есть Надины супы и каши. Пытаясь меня обнять, она сильно наклонилась, и откуда-то из ее недр выскочила бежевая коробочка. Та самая, что Надя пристегивала всегда с внутренней стороны одежды.
Теперь, когда она валялась на дороге, я заметила, что от нее отходил провод с кнопкой на конце. Надя стремительно, по-воробьиному склюнула ее рукой. Вставив кнопку в ухо, она несколько раз щелкнула пальцами у себя перед лицом. Потом окинула пустым взглядом небо, деревья, убегающее куда-то поле, взяла меня резко за запястье (кисть я хорошенько сжала в кулак), вытащила кнопку, убрала коробочку в сумку, и мы снова двинулись. Я тихо всхлипывала, а Надя, с лицом цвета гравия, с резкой складкой между темных бровей, молчала. Во всей этой кутерьме она оцарапала себе локоть о какой-то куст и сейчас, подтягивая вверх руку с сумками и одновременно приседая, чтоб меня не выпустить, прижимала к ранке батистовый платочек с вышивкой крупной незабудки и маленьких ромашек по углам, доставая его из щели между своей ладонью и моим запястьем.
– Надя, прости, пожалуйста, – сказала я тихо. – Я больше так не буду, ты просто