на кафедру анатомии, зажав в руке стеклышко и записку от Юрия Степановича. Марийка уже была там. Она обняла меня, убеждая, что это ошибка.
– Какая ошибка?! – неожиданно для самой себя, закричала я, – у меня рак! Рак! Ты что – не слышишь?! У меня рак!
Из кабинета выглянула одетая в тёмную одежду, высокая, худощавая женщина лет пятидесяти. Лицо без намёка на косметику было строгим, даже, можно сказать, суровым. Её русые, некрашеные волосы до плеч были собраны в тугой хвостик. Обычно я немножко побаиваюсь таких женщин и отношу их к тому типу ботаников, которые в жизни чувствуют себя скорей профессионалом своего дела, нежели женщиной.
– Что случилось? – спросила она.
– Вы Василянская Мария Ильинична? – залепетала я.
Она не ответила, взглядом давая понять, что это так и есть. Я рассказала, зачем здесь, отдала записку, стёклышки. На записку она даже не глянула.
– Подождите здесь, – обратилась она к Марийке, и я поняла, что меня приглашают в кабинет.
Мы сели возле лабораторного стола с каким-то большим агрегатом, куда она разложила стёклышки и минут пять их рассматривала. Потом повернулась ко мне:
– Смотрю, молоденькая такая. Ты держись, главное, верь. Молись, – молитва всё может, молитва чудеса творит…
В ней что-то изменилось. Если доброта умеет одушевляться, то она набросилась на мою профессоршу и завладела ею без остатка. Мне захотелось прижаться, обнять эту ещё недавно строгую женщину, и чтобы она говорила, говорила… Она обязательно подскажет, научит, как выбраться из этой беды.
– А я книгу читала, – вдруг доверительно затараторила я, – Булгаков «Белая гвардия». Там Елена за брата Алексея молилась Пресвятой Богородице. От тифа тот умирал, батюшка уже отпевать шёл, а сестра заперлась в спальне, и молиться стала. И так неистово молилась, что в её больной, несчастной голове икона ожила. И пришло ей: надо обет дать: если излечится брат Алексей, вовек больше не видать мужа любимого – Сергея, которого без памяти любила. Услышали её Там, и тут же в дверь кто-то сильно постучал. Открыла она, и сообщили ей, что кризис миновал – ожил брат.
– Тогда и я тебе расскажу, – Мария Ильинична держала мои руки в своих и делилась: когда заболел мой отец (он тогда при смерти был) я что только ни делала, по каким врачам ни возила – ничего не помогало. Тогда я к Богу обратилась и дала Ему обет, что буду помогать людям. Благо, я врач, – знаю, как помочь. Отец потом ещё очень долго жил. А мама и сейчас живая. С ней такая же история была. Инсульт хватил её, парализовало – и речь, и руку – всё отобрало. Но я уже знала, что делать. Снова обет Богу дала, что жить для людей стану, – поняла тогда, что нашла свою задачу на земле.
Когда мы расстались с Марией Ильиничной, я осознала, что тоже нашла свою задачу. Вернее, одну из задач – «общение с интересными людьми». Я поняла, как много в жизни потеряла, общаясь с себе подобными. Косметика, одежда, развлечения – это всё, что меня интересовало последнее время. Столько лет я потратила впустую, просыпаясь и засыпая с меркантильными, пустыми мыслями.
В коридоре лаборатории меня ждала