карьеры Веселовского, далеко превзошедший его прежние дипломатические успехи. Императрица с благодарностью относилась к своему бывшему учителю французского и весьма к нему благоволила. Помнил о нем и его прежний товарищ, а ныне кабинет-министр, канцлер А. П. Бестужев, ставший при Елизавете одним из самых влиятельных вельмож при дворе.
Уже в декабре 1741 года коллежский асессор Веселовский был произведен в действительные статские советники, перемахнув тем самым через целых четыре ступени в «Табели о рангах». «В титуловании подобное изменение, – говорит израильский историк С. Ю. Дудаков, – вознесло баловня судьбы из заурядного «ваше благородие» в почти «небожителя» – «ваше превосходительство». Востребованным оказался и его талант дипломата: Исаака Павловича назначили главой Секретной экспедиции Коллегии Иностранных дел. Как истый государственник, он вновь с головой ушел в любимую работу: принимал деятельное участие в переговорах со Швецией в 1743 году и с Англией в 1744–1745 годах; в 1744 году ратовал о постройке укрепленных линий в Сибири для защиты от набегов кочевых инородцев; был инициатором союза России с Саксонией против усилившейся Пруссии. В 1745 году Веселовский был произведен в тайные советники, а в 1746 году ему был пожалован орден Св. Александра Невского.
В 1742 году императрица приставила дипломата к наследнику престола Петру Федоровичу для обучения его русскому языку, которым тот, живя в Голштинии, не владел. По-видимому, ментором Исаак Павлович был превосходным, поскольку уже через год занятий великий князь свободно изъяснялся по-русски. Об этом свидетельствует дошедшее до нас ученическое сочинение венценосного отрока, переведенное им самим с немецкого языка на русский и датированное 1743 годом. Конечно, письменный русский язык наследника был далек от идеального, но не забудем, что и исконно русские люди (в том числе и придворные) писали порой с еще большими ошибками.
«Самый умный человек в России» (так назвал его один именитый иностранец), Исаак Павлович жил передовыми идеями эпохи. Он был завзятым книгочеем и напряженно следил за современной ему мировой словесностью. Так, «тема новейшей французской литературы, – свидетельствует историк B. C. Люблинский, – пронизывает его [Веселовского. – Л. Б.] деловую корреспонденцию столь настойчиво, что заслуживает специального изучения».
И впрямь, обратившись к эпистолярному наследию Исаака, мы почти в каждом письме найдем упоминания не только о Монтене, но и о П. Бейле, Вольтере и Ж.-Ж. Руссо, о многих других современных ему литераторах. При этом наш герой обнаруживает завидную осведомленность в текущих культурных событиях Европы. Он, к примеру, весьма оперативно отзывается на арест Вольтера во Франкфурте в 1752 году, проявляя солидарность с писателями-философами. Симптоматично в этой связи, что «западник» Веселовский, заручившись поддержкой канцлера, поспособствовал снятию ограничений на ввоз иностранных книг в Россию. В результате эти издания стали регулярно поступать в книжные лавки Москвы и Петербурга. «Книг французских… – с удовлетворением