Не укоряя их, без гнева, но с печалью вопрошал он, как могли они запятнать свое доброе имя этим мятежным буйством, которое тем прискорбнее, что вызвано слухами и ложью. Он еще раз заверил стрельцов, что царскую семью защищать не от кого – она, как все только что видели, цела и невредима. Поэтому не нужно никому грозить смертью или расправой. Он советовал им мирно разойтись по домам и просить прощения за сегодняшние беспорядки. При этом он обещал, что челобитные с просьбами о помиловании будут приняты благосклонно, а на бунт стрельцов станут смотреть лишь как на выражение их преданности престолу, пусть неумеренной и некстати проявленной.
Эта доверительная, дружелюбная речь сильно подействовала на стрельцов. В передних рядах, поближе к говорившему, люди внимательно слушали, согласно кивали. Сзади же все еще раздавались голоса спорщиков и призывы к тишине, чтобы можно было расслышать слова дружбы. Мало-помалу, когда слова боярина дошли до всех, толпа стихла.
После боярина заговорил патриарх, назвав стрельцов своими чадами. В немногих словах он ласково пожурил их за их поведение, предложил испросить прощения и разойтись. Его речь тоже подействовала умиротворяюще, и казалось, самый опасный момент позади. Почувствовав это, боярин и патриарх поклонились стрельцам и вернулись во дворец – утешить обезумевшую от страха царицу. Этот уход был роковой ошибкой.
Как только они скрылись, на Красном крыльце появился князь Михаил Долгорукий, сын стрелецкого командующего. Уж кто там ему чего нажужжал в уши, кто чего напел. Говорили, что видели рядом с ним давнего его бражника еще по южным походам Франца Лефорта, но доподлинно никто этого потом подтвердить не смог. Переживая как позор то, что войско вышло из-под руки его, взбешенный Михаил не нашел ничего умнее, как с ходу начать правеж. Он грубо и по-ордынски зло облаял стрельцов и приказал возвращаться по домам, грозя в противном случае пустить в дело кнут.
В тот же миг все успокоение, которое внесли было бывший воевода с патриархом, пошло прахом, сменившись яростным ревом. Рассвирепевшие стрельцы сразу вспомнили, что толкнуло их идти походом на Кремль.
– Нарышкиных надо покарать, ненавистных бояр, вроде Долгорукого уничтожить! – опять взлетело над толпой.
Неистовым потоком стрельцы устремились вверх по Красной лестнице. Они схватили Долгорукого за одежду, подняли над головами и швырнули через перила прямо на своих товарищей, сгрудившихся внизу. Толпа одобрительно загудела, раздались крики.
– Режь его на куски! – через несколько секунд посреди забрызганной кровью толпы уже лежало изрубленное тело.
Пролив первую кровь, стрельцы как с цепи сорвались. Кровь ударила в голову. Размахивая острыми клинками, в новом кровожадном порыве они ревущей массой хлынули вверх по Красной лестнице и ворвались во дворец. Следующей жертвой пал боярин, еще час назад говоривший с ними. Он стоял в сенях возле Столовой палаты и разговаривал с Натальей, все еще державшей за руки Петра и Ивана.