и одеждой и передает кому-то, кого я не вижу.
– Проверьте всё.
Торопливые удаляющиеся шаги.
Чувствую резкий запах изопропилового спирта, а секундой позже Лейтон протирает участок кожи у меня под мышкой.
– Возьмем немного крови. – Он накладывает жгут над локтем и берет с инструментального столика шприц для подкожных инъекций.
Дело свое Вэнс знает – я даже не чувствую укола.
Закончив, он отвозит каталку к дальней стене операционной со стеклянной дверью и сенсорной панелью рядом с ней.
– Не могу сказать, что сейчас тебя ждет самое интересное. Если ты дезориентирован и не помнишь, что сейчас будет, то это, наверное, к лучшему.
Пытаюсь спросить, что же сейчас будет, но слова не даются, ускользают. Лейтон пробегает пальцами по экрану. Стеклянная дверь открывается, и он вкатывает меня в комнату, где едва помещается сама каталка.
– Девяносто секунд. Все будет хорошо. Из подопытных еще никто не умер.
Шипит пневматика. Дверь закрывается.
Я вытягиваю шею.
Утопленные в потолке лампы испускают холодный голубой свет.
На стенах по обе стороны от меня какие-то хитроумные апертуры.
Легкий, суперхолодный туман опускается с потолка невесомой дымкой и покрывает меня с головы до ног.
Я невольно напрягаюсь. Выпавшие на коже капельки замерзают. Меня трясет от холода, а между тем стены палаты начинают тихонько жужжать и гудеть. Из отверстий с шипением вытекает белый пар.
Шипение усиливается.
Пар хлещет потоком.
А потом как будто выстреливает.
Две противоположных струи бьют одна в другую над каталкой. Густой туман застилает верхний свет. Там, где туман касается кожи, замерзшие капли взрываются.
Вентиляторы включаются на обратный ход.
Секунд через пять весь газ из камеры откачан. Остается только странный запах, напоминающий тот, что бывает в летний день перед самой грозой, – сухой молнии и озона.
Результат взаимодействия газа и суперохлажденной жидкости – шипящая и обжигающая, как кислотная ванна, пена на коже.
Я фыркаю и храплю, дергаю крепления. Сколько же это будет продолжаться? Болевой порог у меня высокий – так и убить недолго.
Мысли проносятся со скоростью света.
Какой же наркотик способен создавать галлюцинации и боль на столь впечатляющем уровне ясности? Как будто наяву!
А если это действительно наяву и происходит со мной сейчас?
Что, если это какие-то штучки ЦРУ? Что, если я в секретной клинике, где проводят опыты над людьми? Что, если для этого меня и похитили?
Чудесная, восхитительно теплая вода бьет из потолка, словно из пожарного шланга, смывая терзающую меня пену.
Затем вода отключается, и из отверстий с ревом вырывается горячий воздух, обжигающий кожу, словно знойный ветер пустыни.
Боль уходит.
Я бодр и свеж.
Дверь открывается. Каталка выкатывается.
Лейтон Вэнс смотрит на меня сверху вниз.
– Неплохо, да? – Он везет меня через операционную