третья мировая, – произнёс я по-русски в полголоса. Князь хмыкнул в усы и кивком головы позвал за собой.
– Так, с капитаном я договорился, – поставил меня в известность об итогах переговоров князь, когда мы вошли в нашу каюту. – Заплатил ему четыре дублона за твоих жмуриков и пристроил в матросы, без оплаты, конечно, десяток стрельцов. Он-то рад даровой рабочей силе, а уж я-то как рад! Нам свои моряки нужны, пусть и недоучки. Но будут хоть что-то знать и понимать. Эх, боцмана бы сманить! Да плотника корабельного! И дон Педро, хоть и пьяница, но пригодился бы в хозяйстве. Мечты-мечты…
Князь вздохнул и продолжил:
– Ты будешь с капитаном теперь вахты стоять, лить ему в уши мёд и учиться кораблевождению. Разыграешь эдакого тугодума, которому надо всё по три раза повторять. У тебя получится, все знают, что ты в голову ударенный! Жаль, времени мало, но ты старайся. Очень нужны эти знания!
Я и сам понимал всю важность задания князя. Сидеть просто на берегу и ждать, когда кто-то подвезёт необходимые товары – гибельно для молодой колонии. Быть зависимыми от милости или немилости чужого во всех отношениях дяди очень плохо. Как со связанными руками плавать. Побарахтаешься, да и буль-буль. А в свете того, что, как мне кажется, затевает князь, так и вообще смерти подобно.
– На вахту заступать когда, княже?
– Завтра с утра, помолясь, и заступишь!
– Слушаюсь! – я вытянулся по стойке «смирно!» и приложил руку и головному убору, то есть, к тюбетейке. Правда, на Руси она называлась тафья.
– Здесь такого ещё нет, но мне нравится ход твоих мыслей, – сказал князь. – Потом и это обмозгуем.
И покатилась моя жизнь колесом по ухабистой дорожке! Утром заступил на свою первую вахту. Отстоял её с капитаном, мило беседуя и заучивая команды, им подаваемые, ситуации, в которых эти команды подаются, и действия матросов. Старался всё запомнить, чтобы после вахты точно записать. Но погода стояла чудесная, ветер дул сильно и ровно, и работы с парусами у матросов почти не было. Хорошо для экипажа, но плохо для меня – копилка знаний практически не пополнилась. Тогда я решил несколько изменить подход: начал задавать капитану вопросы. Он, покосившись на меня, недовольным тоном произнёс:
– Что, моряком стать захотелось? Этому долго учиться надо. Посмотри на юнгу. Ему двенадцать лет, года через три можно будет посылать на мачты к парусам. А умелым моряком, желанным матросом на любом корабле, он станет годам к тридцати. Если не умрёт, попав в штиль в конце рейса, когда жратвы и воды уже почти не осталось, не утонет во время шторма, не разобьётся, упав с мачты или не зарежут в кабацкой драке из-за какой-нибудь портовой шлюхи.
Вытащив из-за обшлага камзола платок, капитан вытер пот с лица и продолжил:
– Так что за то время, какое осталось нам плыть до Буэнос-Айреса, моряка из тебя не получится. И стоять со мной вахты я тебя у твоего герцога вытребовал исключительно потому, что одному стоять на квартердеке, особенно по ночам, скучно. Я не против отвечать на твои вопросы. Можешь