как бык-Посейдон, колебатель морей! Приди же, Минотавр, владей нами, мы принадлежим тебе! – воскликнула Тимандра, почувствовав, что рука Эвклиона еще ниже пригибает ее к земле, так что ей приходилось сильней напрягать голос, чтобы все собравшиеся могли расслышать пророчество.
Коленопреклоненная, поверженная девушка, воплощавшая Великую Богиню, – это зрелище, очевидно, производило сильное впечатление, потому что собравшиеся послушно, хоть и нестройно заголосили:
– Приди же, Минотавр! – но тут же воцарилась тишина, а потом раздалось несколько потрясенных восклицаний.
Дети испуганно заплакали.
Чуть повернув голову, Тимандра увидела никого иного, как Сардора с его бледным нарумяненным лицом и старательно завитыми иссиня-черными волосами. Однако сейчас на нем была не фуста, а такое же одеяние, как у Аитона. В руках он держал ту же самую бычью голову, которую ночью надевал на себя жрец! Это при виде ее онемели люди…
Но их ждало куда более удивительное зрелища! Сардор с низким поклоном преподнес голову Аитону, и тот водрузил ее на себя, а потом сорвал свою хламиду – и предстал перед людьми обнаженный. Не только руки, но все тело его, и даже восставший фаллос, оказались вызолочены, так что он напоминал изваяние какого-то странного, чужого бога.
Вновь общий вопль вырвался у собравшихся, и все дружно рухнули на колени.
А Тимандра не отрываясь смотрела на Сардора, который склонился перед Аитоном, тая похотливую улыбку, игравшую на его губах.
И тут девушку словно бы стрела пронзила!
– Молох! Великий, возлюбленный Молох! – закричала она вне себя. – Вижу тебя! Молюсь тебе! Поклоняюсь тебе! Принадлежу тебе!
Сардор разогнулся и с изумлением уставился на нее. Ведь эти же самые слова выкрикнул он ночью…
Аитон резко повернулся и устремил на Тимандру дырки, просверленные на месте глаз в бычьей голове. Девушка не могла видеть выражения лица жреца, хотя чувствовала исходящую от него угрозу. Однако она уже не могла остановиться.
То видение – страшное видение! – которое явилось ее внутреннему взору, пока Аитон предавался страсти с Сардором, вдруг стало не просто воспоминанием. Стоило Тимандре взглянуть на позолоченную фигуру Аитона с бычьей головой, видение словно бы ожило, сделавшись пугающей явью, – и это заставило Тимандру снова закричать, да так громко и страшно, что люди оцепенели:
– Не Минотавру будем поклоняться мы, а Молоху! Вызолоченный идол его огромен, руки его жаждут приношений, бычья голова на плечах его, а чрево разверсто и готово поглощать все новые и новые жертвы! В этом чреве семь огромных ртов, а внутри его горит пламень. Детей ваших поведут к Молоху со всех концов Крита, и жрецы с завитыми волосами и нарумяненными лицами будут изжаривать их, чтобы насытить идола. Но ненасытима утроба его! Молох пожелает перебраться через море, чтобы подчинить себе всю Аттику, [8] всю Элладу! И всякий раз предсмертные крики несчастных жертв будут сопровождаться сладострастными