раз когда я нажал на спуск. Говорят, с тех пор у него плохо работает левая рука, а прежде маркиз славился зрелищными поединками на двуручниках. Он должен сильно меня ненавидеть за такой удар по его самолюбию, ведь теперь он не сможет блеснуть мастерством на турнирах, и женщины станут намного менее охотно посещать его постель.
А еще лорд Гриндер… Мы проникли в его замок под видом бродячих артистов и без особого труда удерживали форт больше месяца, а потом просто ушли, выпив всё вино, съев все запасы и оставив в замке полный разгром. И сэр Уолдер Битти, с которого я смеха ради сшиб стрелой шлем в ту самую минуту, когда он цеплял на свое копье платок пухленькой чернявой леди, готовясь сразиться за право назвать ее самой красивой женщиной мира с сэром Лайоном, графом-купцом, обоз которого мы спустили в Ренну несколькими месяцами раньше… И многие, многие другие. За четыре года мы сделали немало, – так могло показаться, если вспоминать поименно всех обиженных, униженных и оскорбленных снобов, которых мы на минутку тыкали наглыми рожами в их собственное дерьмо. Но на самом деле всё это оставалось шалостями, злым ребячеством взрослых людей, с которыми не слишком ласково обошелся этот мир.
Правда, был еще Урсон. Я никогда не встречался с ним, и кое-кого это удивляло. Меня же – нисколько. Я понимал, почему предводитель партизанского движения, вот уже семь лет портившего жизнь, нервы и настроение королю Гийому Пятому и его брату Доновану Шервалю, никогда не изъявлял желание встретиться с человеком, державшим под контролем Восточные Леса. В этом просто не было необходимости. Видимо, Урсона устраивало то, что я делал, а координировать наши действия он не считал нужным. Он занимался Южными Лесами, степью и Северо-Западом, а большая часть этих земель всё еще была занята войсками законного монарха. Восток же принадлежал Шервалю, медленно, но верно теснившему своего венценосного брата к столице. Теоретически эту часть королевства проще контролировать, и мне кажется, что Урсон просто разрешил нам резвиться в Восточных Лесах – вероятно, воображая себя благодетелем, позволяющим мне потешить самолюбие в качестве предводителя крупного партизанского объединения. Возможно, интуитивно он чувствовал во мне соперника. Хотя вряд ли – умный человек предпочел бы держать потенциального противника недалеко, чтобы иметь возможность наблюдать за его действиями попристальнее. Как бы то ни было, я никогда не встречался с Кайлом Урсоном, а он никогда не видел меня. Мне же этого и не хотелось. Я опасался, что, встретившись с человеком его статуса, дам молчаливое согласие быть втянутым в политику. Хотя разве я не втянут в нее и так по уши? Да, теперь, пожалуй, да. Но диверсии моих арбалетчиков были и по сей день оставались для меня лишь способом согнать высокомерные ухмылки с тонких губ господ аристократов. Так уж сталось, что эти улыбки я ненавижу больше всего на свете.
Дождь прекратился так же резко, как и хлынул. Гленован взглянул на небо, по которому быстро ползли тучи, и стал вылезать из повозки.
– Уже меня покидаете? –