не пощадило дом, и «респектабельным» его можно было назвать с большой натяжкой. Несомненно, важную роль в этом сыграло соседство с Тендерлойном[1], где снимали комнаты клубные девицы, часто для мимолетных свиданий.
Но здесь было уютно и достаточно чисто, хотя обстановка была несколько спартанской. На первое время Энцио это устроило. Он согласился снять комнату на полгода.
Маччиони любил прогулки, но теперь приятное совмещалось с полезным. По его мнению, ничто так не помогало «почувствовать» город, его архитектуру, запахи и ритм. А для него было чрезвычайно важно как можно скорее ощутить биение сердца и трепет души этого города.
В конце улицы он свернул на юг на Шестую авеню и шел по ней, пока не добрался до Двадцать девятой улицы, сердца Тендерлойна. Была середина дня, район опустел, но Энцио слышал, что после «ужина», в восемь вечера, здесь оживали многочисленные клубы. На Бродвее, всего в нескольких кварталах отсюда, несмотря на то что большинство его концертных залов еще несколько часов должны были оставаться закрытыми, жизнь кипела в полную силу. Там было достаточно магазинов, ресторанов и любительских театров, гарантировавших оживление в любое время.
Поначалу Маччиони не понравилась сеточная планировка улиц. Просто в ней не было очарования извилистых и плавных линий итальянских городов. Казалось, что разом обнажены все городские тайны, нет никаких поворотов и сюрпризов. Но ориентироваться было легко, и в данный момент это идеально подходило для целей итальянца. Без труда можно было добраться до сердца города и быстро постичь его секреты.
Энцио отправился на юг, до Бауэри, а потом нанял двухколесный экипаж и проехал последние полмили до пивоварни Маклофлина на Перл-стрит. Он знал, что этот самый близкий к докам Ист-Ривер и печально знаменитый Четвертый район был раем для банд головорезов. В своем роскошном наряде Маччиони рисковал стать их добычей, так что он предусмотрительно припарковал свой экипаж в двадцати ярдах, но сделал это лишь потому, что не хотел привлекать внимания.
Щедро расплатившись с кучером, чтобы тот обождал его десять минут, сицилиец стал наблюдать за рабочими пивоварни, клерками и парочкой подростков, возможно, посыльных или ополченцев «уличной армии» Майкла Тирни, но нигде не заметил самого Тирни. Из газет, на снимках которых этот человек красовался наравне с местной элитой и городскими функционерами, Энцио было известно, как он выглядит. Гораздо труднее оказалось высмотреть Лайама Монэхэна, новую правую руку Тирни. У Маччиони было лишь словесное описание, но соответствующий этому портрету клерк в пиджаке и очках показался ему слишком маленьким и худым для Монэхэна.
Зато ему посчастливилось увидеть Джозефа Ардженти. Маччиони быстро прошел мимо последних нескольких домов к полицейскому участку на Малберри-стрит лишь для того, чтобы погрузиться в местную атмосферу. Это все еще был район банд и уличных грабителей, но именно здесь преобладали итальянские иммигранты, которых он уже видел в городе, и Энцио почувствовал себя почти как дома. Некоторые вывески напоминали