Сергей Михайлович Сергеев

Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия


Скачать книгу

то есть Ромеиское царство. Дав Рима падоша, а третии стоит, а четвертому не бытии», – отчеканил на века псковский инок Филофей. Перед нами обоснование религиозной миссии Московского царства – хранить истинную христианскую веру после вероотступничества латинян и взятия турками Константинополя, но опять-таки здесь нет ни слова о русском народе. Кстати, следует заметить, что «третьеримство» никогда не было московским официозом, единственный политический документ, где оно отразилось, – грамота об учреждении московского патриаршества (1589), и то в смягченной редакции насчет «второго Рима», дабы не обидеть восточных патриархов, давших добро на столь высокий статус Русской Церкви.

      Еще один распространенный вариант представления о месте Руси в мировой истории – концепция «Русь – новый Израиль», или «Москва – новый Иерусалим». Архиепископ Ростовский Вассиан Рыло в послании к Ивану III, накануне Стояния на Угре, высказывает надежду, что великий князь освободит «новый Израиль, христианских людей, от сего новаго фараона, поганого Измаилова сына Ахмета, но нам и их поработит». Встречается данное словосочетание и в “Степенной книге“ (1560–1563), а количество текстов, где есть скрытые ссылки на этот мотив, необозримы. Похоже, что «новоизраильский» дискурс был более значим в московской культуре, чем «третьеримский». Начиная с 1547 г. образ Нового Израиля занимает свое место в чине венчания русских царей. В конце XVI в. Борис Годунов запланировал новое градоустройство Москвы по образцу Иерусалима. Но несмотря на то что ветхозаветные аллюзии должны бы способствовать формированию идеи богоизбранного народа, нет никаких указаний, что «Новый Израиль» – это русский народ, наследующий древним евреям. Подразумевается нечто иное: Москва наследует Израилю как «одно конфессиональное сообщество другому», то есть русские мыслятся «не как этническая, а сугубо религиозная группа» (М. В. Дмитриев).

      В христианской Европе той эпохи религиозно-мессионистский дискурс был нормой. Например, в «Книге мучеников» Джона Фоукса (1563) утверждалось, что англичане – избранный народ, предназначенный восстановить религиозную истину и единство христианского мира. Б. де Пеньялос в «Пяти совершенствах испанца» (1629) заявлял: «От самого сотворения мира испанец поклонялся истинному Богу и средь рода человеческого был первым, кто воспринял веру Иисуса Христа…» Как видим, носитель религиозной миссии в обоих случаях – народ. В русском же (прото)национальном сознании Московского периода, как, впрочем, и Киевского, концепт русского народа начисто отсутствует.

      Специалисты по московской литературе XVI в. констатируют, что словосочетание «русский народ» там не удалось обнаружить ни разу, хотя этнонимы «русские», «русские люди», «русские сыны» в источниках встречаются нередко. По данным, которыми мы располагаем, русские того времени воспринимали себя либо как подданных своего государя, либо как религиозную общность – «христианский» или «православный народ».

      По мнению