Альфу Муни, что он похож на Адольфа Минту. И это глубоко запало ему в память. Возможно, какое-то сходство и вправду было – из-за вечно грустного выражения лица, мешков под глазами, вислых усов, формы носа и подбородка. Во всяком случае, помня о сказанном, Муни обычно носил черную фетровую шляпу, сдвинутую на затылок, и американский галстук с крупным рисунком, небрежно повязанный вокруг незастегнутого ворота рубашки. Муни редко надевал пиджак и ходил в рубахе с засученными рукавами и расстегнутом жилете. Потухшая сигара всегда торчала в уголке его рта и довершала «американский» вид. Но все это никого не обманывало, за исключением самого Муни. В течение сорока лет он тщетно пытался сколотить состояние. Он перепробовал кучу профессий: был букмекером, моряком, дирижером, шофером такси, бродячим торговцем, управляющим. Он зарабатывал деньги, терял их, снова зарабатывал и снова терял. Ему никогда не удавалось вовремя остановиться.
Сейчас был нисходящий период. Три года назад Муни заработал пятьсот фунтов на футбольном тотализаторе и вложил эти деньги в фотостудию, надеясь, что, заставив работать кого-то другого, он таким образом обманет собственную судьбу. Он нанял трех молодых людей, и Гарри в их числе, чтобы те фотографировали прохожих, а также девушку Дорис Роджерс, которая проявляла пленки, печатала фотокарточки и вела все дела с клиентами. Муни же целыми днями стоял перед входом в студию, убежденный, что тем самым придает своему заведению особо завлекательный вид. Удивительно, но дело существовало уже три года, а для Муни такой срок был рекордным. Настало время подумать о перемене деятельности, однако на этот счет он не строил никаких иллюзий.
Вот почему, когда Гарри попросил у него прибавки на десять шиллингов, он лишь откинулся в кресле и горько рассмеялся.
– Ты пойми, малыш, – произнес он, взмахивая сигаретой, – это совершенно невозможно. Дела идут настолько плохо, что мне скоро придется закрыть эту лавочку. Подумай-ка сам, из тех, кого ты фотографировал вчера, самое большое десять процентов явятся за карточками. Это не та работа. Слишком велика конкуренция. И потом, у людей нет денег на фотографии.
Гарри нравился его хозяин. Муни никогда не врал. И если он говорил сейчас, что дела идут плохо и пора закрывать студию, то это была правда, а не просто удачный предлог, чтобы отказать в прибавке.
Это была плохая новость. Если Муни прикроет дело, Гарри окажется без работы. Он пошел обсудить ситуацию с Дорис Роджерс, кругленькой женщиной с черными вьющимися волосами, остреньким носом и улыбкой, за которую все ее любили. О себе она не распространялась, но Гарри тем не менее кое-что знал о ней. Она была очень трудолюбивой, и Муни беззастенчиво этим пользовался. Он платил ей гроши, а работать заставлял действительно много. Она никогда не протестовала, часто оставалась после работы, и создавалось впечатление, что за пределами студии у нее не было никакой личной жизни.
Гарри она нравилась. Как раз с такими женщинами и можно было дружить, не опасаясь никаких осложнений. Она, как всегда, хлопотала в лаборатории. Едва увидев лицо Гарри, Дорис сразу же все