было о стольких заботиться: семь детей, а также родители, которые жили с нами и целиком от него зависели.
С каждым шагом я осознавала, как это, должно быть, было тяжело. Но он заботился о нас всех и никогда не жаловался. Хотя мы совершенно и не были богаты, мы жили вполне комфортно. У нас всегда было что поесть. Мама шила хорошую одежду. Мы ходили в частную, хотя и не очень престижную католическую школу. И каждое Рождество нас ждало море подарков под елкой. Он следил за этим.
Мой отец был эмоционально закрытым человеком, как и большинство мужчин его поколения, и мне, как ребенку, трудно было это понять. Он был серьезен и мало разговаривал. Теперь, проходя этот путь, я понимала, что я принимала все на свой счет, хотя на самом деле не стоило.
В конечном счете, я начала осознавать, что не только его детство было сложным, но и вся жизнь никогда не становилась проще. Пока мы росли, мой брат Брюс все сильнее и сильнее заболевал. Все это заставляло моего отца нервничать и вызывало у него стресс. Он безустанно заботился о Брюсе, и это становилось все тяжелее. Поэтому отцу так и не удалось в полной мере насладиться уходом на пенсию. На самом деле у него не было ни одного дня, когда бы он мог полностью отдохнуть. В перерывах между заботой о Брюсе и моей матерью легче не становилось.
Внезапно мне стало грустно от того, что я была так сурова со своим отцом. Я чувствовала вес злости и обид, которые я испытывала к нему все эти годы, и он был непосильным. Пока я шла, я начала всерьез обдумывать все те моменты моего детства и поздних лет, когда я была разочарована им или когда мне казалось, что он меня не ценит, или его нет рядом. Вскоре мой гнев и негодование сменились чем-то совершенно иным. Меня обуяла грусть по поводу всех тех моментов, когда я усложняла ему жизнь, и я искренне в этом раскаивалась. Я внезапно осознала, что чувствую вину за те же самые действия по отношению к нему, которые меня так злили по отношению ко мне. Это я не была рядом и не ценила его. Я не радовалась за него. Я не приняла его таким, какой он есть. И пока я шла, я внезапно осознала это так ясно, как никогда раньше.
Хотя мой отец и был скуп на эмоции, каждый день моей жизни он был рядом, поддерживая меня так, как он умел – обеспечивая мое физическое благосостояние и интеллектуальное развитие. У меня выступили слезы благодарности, когда я обо всем этом думала.
«Папа, – сказала я вслух, – спасибо за все, что ты сделал для меня, для всех нас. Я так никогда тебя и не поблагодарила».
Жаль, что у меня не было этих чувств, пока он был жив. Путь уже оказывал свое чудотворное влияние на меня. Вскоре я дошла до небольшой памятной доски – на этом месте когда-то умер паломник, который шел по этой тропе. Это напомнило мне, как скоро нас настигает смерть, как она настигла моего отца.
«Я скучаю по тебе, пап, – я сказала вслух, глядя на могилу. – Ты не жалел себя и делал все, что в твоих силах».
Ронсевальес, казалось, все отдалялся и отдалялся по мере того, как я приближалась к нему, словно Путь пытался одурачить меня. Мне приходилось несколько раз