снялся с постоя и исчез! – крикнул он. – Собирайтесь.
Решение никто не оспаривал, волею вещей складывалось так, что мы обязаны догнать и обчистить беглецов. Верблюды наши, однако не обладали резвым аллюром. По счастью, Прохор, предвидя это, отдал распоряжения надзирателям вызнать если не путь, то хотя бы направление бегства.
– И так понятно, что конечный их пункт – Дамаск, – пытался успокоить я всех. – Если не нагоним сразу, попросту двинемся туда.
– Попросту? – взвился Карно. – У меня другие планы, мой друг, кроме того, грабить в городе хлопотно, да и рукописи могут перепрятать – ищи потом. Нет, наш шанс только в пустыне.
Соглядатаи Прохора проследили беглецов до самых дальних окраин, но мы никак не могли решить, какой путь – по морю или по суше избрали те.
– Они двинутся пешком, – процедил Карно, щурясь в пыльную даль. – Их мало. С ними проводник из местных.
– Морем, – предположил я, – безопаснее. – Если они сговорились с корабельщиком заранее, то, имея фору, останутся вне досягаемости для преследователей на всё время пути, в котором могут спокойно заниматься документами.
– Как они могли сговориться заранее? Он не мог знать, когда отыщет последний нужный ему манускрипт.
– Телеграф, – ответил я, показав на крылатую вышку на далёком холме из песчаника.
– Ваш семьдесят третий никогда, – медленно проговорил француз, – не станет рисковать в море такими ценностями.
– Сейчас море спокойно, – возразил я.
– Пустыня! – рявкнул он, но потом смягчился. – И караванный путь на Газу только один.
Сетуя на его беспримерное упрямство, но не имея возразить, я только со злобой стегнул коня.
К закату первого дня пути мы получили, наконец, долгожданное подтверждение того, что небольшой отряд сменил бесполезных лошадей на верблюдов и спешно покинул последнюю перед пустыней деревню. Они опережали нас на пять или шесть часов. Прохор потребовал дать лошадям отдых, прежде чем ночью мы двинулись следом. Карно объявил, что бессмысленно пытаться догнать верблюда на верблюде и предложить использовать превосходство в скорости коней, чтобы настигнуть беглецов не позднее следующего ночлега, иначе лошади полягут и не смогут более скакать. Воды и припасов взяли мы только на двое суток, и в лунном свете снова пустились в погоню.
В полдень с холма я различил в трубу караван Хаима, до него оставалось версты четыре, но они уже поднялись на седло перевала, куда нам ещё только предстояло взобраться. Они спешили, будто знали, что за ними идёт охота. Ещё через четыре часа они уже видели нашу кавалькаду. Изо всей мочи они старались скрыться в стремительно надвигавшейся ночи, близость добычи придавала сил нам, но не нашим лошадям. Тени гор уже поглощали беглецов, а животные наши, храпя, еле плелись, и тогда Прохор решился на отчаянный шаг, без предупреждения застрелив одного из верблюдов, навьюченного бурдюками с водой, и я в который уже раз подивился, какая искра воспламеняет порох его решимости