черепной коробки фиксирует: «Что там? Шок-ступор, отрицание, гнев, вина… Ба! Да я перескочила две фазы горя…» И пока я рыдаю, этот кто-то размышляет, будет возврат к первым двум или сразу помчимся к принятию?
Диша меня уже укачивает, что-то быстро-быстро говорит, поправляет волосы, улыбается, обещает.
– …. у нас столько планов, маленькая моя. Как же так? Мы же столько еще с тобой собирались сделать, в стольких местах побывать. Ну как же? Мы обязательно будем там, где хотели. Это только начало, понимаешь, начало… Ты меня вытащила, я жив-здоров, и я тебя вытащу – я все смогу.
Да. У меня было много планов на ту жизнь. Я не знаю, реализуются ли они. Я теперь ничего не знаю. Я вижу, что мои планы резко скорректировались. И мне надо с этим согласиться. Или хотя бы сделать вид.
– Диш, я в негодовании. Мне отвратительно от того, что придется пройти именно так. Я реально не понимаю – я не давала согласия на такой способ. Это слишком. И я хочу знать – зачем мне так идти? За каким таким смыслом этот экстрим?
Диша убеждает, увещевает – мол, все еще непонятно, возможно, все еще не так как кажется.
– Ты же ведьма, – смеется, – все рассыплется, вот увидишь! Все не так… ну, сколько раз такое проходили. И это пройдем. Ну, значит, так надо.
А кто-то сидящий в глубине черепной коробки потирает руки: «Интересно-интересно, и куда это выведет?» И разворачивается усталая потрепанная ясность – все так.
Ляльке решено пока не говорить. Они с мальчиком собираются в театр, а потом уедут на дачу. Пока в ее жизни все будет как прежде.
Мама держится. Я знаю – это «пока». Оно угадывается в терпеливо-выдержанных интонациях. В сохранении невозмутимости лица и духа. В подборе слов и их аккуратной расстановке.
Слова в этой ситуации вообще, как хрустальные: их не берут и не подбирают – к ним прикасаются. Их едва передвигают и смотрят издалека – как они там на той дальней полке смотрятся? Пока.
Я держу интонацию. Не обрушиваю свое внутреннее знание. Уже не кокетничаю с ожиданиями. Мне с ними сейчас тесно. Буду гнать.
Мама спрашивает, почему я молчала об этом. Я знаю ответ, он какой-то неудобный и дурацкий в целом. Но другого все равно нет.
– Я очень не хотела вас беспокоить. Я вас знаю – вы бы стянули столько внимания и тревожности, что мне было бы не по себе. Я рассчитывала, что разберусь сама.
Мама только всплескивает руками. Рассказываю ей про «шрам», и она вдруг:
– Это ты сама себе в джунглях «операцию» сделала. С Аяваской своей. Вот и шрам.
Настоящий смех – когда смеются лопатки
Неужели так? Неужели это может быть так непостижимо? Наша поездка в Перу, наша захватывающая экспедиция в прошлом году показала не просто путь к себе, а дает еще и подсказку, чтобы знать и действовать в этой ситуации? Или наоборот? Мы были там, что-то открылось, а теперь вот это – жми по-полной?
Я не знаю и не хочу анализировать сейчас, что и в какой последовательности