некоторый проблеск интереса в которых вызывали разве что попадавшие в поле зрения дворовые кошки, было особым праздником ломать им челюстями хребты; и дочка ветеринара рядом, так же мало разбиравшаяся в тонкостях живых организмов, насколько преуспевшая уже в искусстве женских ужимок, оставаясь для Гонгоры олицетворением невинного желания экспозиции – всегда, любыми средствами, не имея, на его взгляд, ничего ни за душой, ни где-то там еще. Был произведен обмен любезностями, сожалениями и приглашениями, Гонгора не собирался засиживаться: подышали, в конце концов, воздухом, подумал он, обуваясь и берясь за ручку двери. И он отвернуться не успел, как полукровка уже засунула морду в его спортивную сумку, подвигалась, попятилась, словно желая вытащить, но передумала, выбралась из сумки и отправилась на кухню. У Гонгоры все оборвалось внутри, когда в сумке взвизгнуло и затихло, словно раздавили кошку. Дома он достал Улисса из сумки тот дышал часто и прерывисто и не двигался, Гонгора был светлым от бешенства на себя, поминая дураков и баб, от которых здесь все несчастья. Ставший за прошедшее время почти что одной с ним крови маленький пушистый неуклюжий зверь молчал до того всю дорогу, дома осматривать себя не дал, а начал во все горло визжать, детального осмотра там и не требовалось, под шерстью пушистых боков и так были видны несколько красных точек. Дышать Улисс не мог, боль приносил каждый следующий вздох. Гонгора до утра слушал, как щенок орет, с надрывом и без всяких пауз, он понимал, что, если задет позвоночник, Улисса хватит ненадолго. Не представлявший, что в таких случаях делают, сгоряча имевший неопределенный и странный разговор с неотложкой и со знакомыми, Гонгора мог помочь только тряпочкой, смоченной в ледяной воде, льдом из холодильника да придерживанием горячих боков, чтобы не так дергались, – затих Улисс только под утро. После периода строгой диеты и сеансов принудительной гимнастики Лис стал передвигаться – ползком, задние лапки совсем не слушались. Гонгора добавил к мясному рациону больше свежей крови и начал учить Лиса ходить заново. Через месяц тот забегал резвее прежнего, но его долго еще выводили из себя попытки прикоснуться к бокам и загривку.
Чтобы у Лиса не оставалось никаких сил дебоширить дома, его следовало регулярно загонять на полигоне до полного изнеможения, и это было совсем не простой задачей, такой распорядок на протяжении длительного времени был под силу только хорошему спортсмену, будучи по природе человеком терпеливым и настырным, Гонгора периодически увеличивал норму обязательных к прохождению кругов со всевозможными вышками, трамплинами и бревнами, он брал Лиса и на свои пробежки и разминки, на тренировках Гонгора оставался безжалостным, каждая новая выходка типа обсуждения команд наказывалась добавочным кругом. К большой высоте Улисс привыкал на парапетах крыши многоэтажки, а также на парашютной вышке