и движущихся нам навстречу людей, в немом созерцании пересекли площадь Согласия и, держась за руки, как восхищенные дети, устремились вверх по Елисейским полям, навстречу призрачной и окутанной розоватым туманом Триумфальной арке… Соня хоть и казалась потрясенной открывшимся ей зрелищем, все же время от времени давала мне понять, что она здесь не в первый раз, что она искушена, но искушена на половину… Я хотела ее спросить, из какой она семьи и откуда знает про интернатскую жизнь, но не спросила… Я наслаждалась тем, что судьба подарила мне это путешествие, это добровольное рабство, эту работу и даже эту взбалмошную спутницу…
– У тебя был мужчина? Муж? – вдруг услышала я и вдруг почувствовала сладость от сознания, что наконец-то настала теперь и моя очередь ответить ей в том же духе, в котором отвечала мне и она. Но не успела она произнести готовящуюся в голове фразу, как тут же услышала: – Впрочем, ты можешь мне ничего не отвечать. И ты будешь права. Но мне как-то скучновато шляться по Парижу молча, мне хочется поговорить с тобой, узнать о тебе что-нибудь… Давай сделаем так: позволим друг другу общаться просто как приятельницы или даже подруги. И мой запрет на вопросы будет распространяться лишь на мою писанину, идет?
Как же точно она охарактеризовала то, чем мы с ней занимались все эти дни! Писанина – прекрасно! Я даже зауважала ее после этого. Если человеку не стыдно называть вещи своими именами, тем более, когда речь идет об их интеллектуальном труде, значит, это легкий и светлый человек, к тому же не лишенный самокритики и, конечно, юмора. Соня, несомненно, обладала и тем и другим, но оба эти качества носили тем не менее какой-то болезненный характер… Она была взвинчена, и даже при кажущемся спокойствии стоило только неожиданно окликнуть ее по имени, как она взрывалась… В чем это выражалось? Во-первых, она вздрагивала, во-вторых, на ее лице появлялось выражение тревоги… И это было явным. Почему она нервничала? А может, это волновалась я? Или во мне говорила моя мнительность, эмоциональность и впечатлительность, тем более, что такого добра во мне всегда было в избытке…
Что я ей ответила? Я ответила ей очень просто, сказала, что когда-то давно собиралась замуж, но у меня ничего не вышло, что у меня были любовники, но все, в основном, женатые… На ее вопрос, который последовал сразу же вслед за моими словами, как я в принципе отношусь к браку, я ответила, что никак, что я не знаю, что такое брак, но меня пугает, что одного и того же мужчину я должна буду видеть каждый день в течении нескольких десятков лет, что мне придется подлаживаться под его характер и, возможно, какие-то физиологические особенности его организма… Она расхохоталась и сказала, что вполне согласна с моими опасениями. И тут бы ей как раз рассказать о себе, о своих любовниках, друзьях-мужчинах, о Нэше, наконец, но она как-то сразу погрустнела и предложила войти в какое-то кафе, где угостила меня горячим шоколадом.»
***
Утром Нора обнаружила за двойной дверью спальни крохотный балкончик с ажурной