Того-из-вас, кто не при нас?
Повисла ПАУЗА.
ВанВаныч-прокурор висел вниз головой и думал:
«Как еще в Чер-Городе защитить черное дело???
Нужно исключить черного гражданина из черного списка
черных градожителей»…
Круги его мыслей фиксировал граммофон.
…«В рамки не лезет черный слон.
Подумаешь, в черном городе он – как сон..
А у м-меня в силу вступила зимняя спячка…
Как белая горячка».
Ломилось от показаний черное дело.
Вина в приговор так и не созрела.
– Аты-баты, вино не играет…
– …Для вины сырья не хватает, —
играют в ладушки Нэ.
КряКчиКпуК захотел на свет. Тронулся и пошел.
Юк – за ним вслед.
А Чер-Город – на его спине, как в рюкзаке.
И там: Моська на каблуках,
суд «Дела в Саже»
Дядюшка Эни, Доброхот и даже
Человек Нежелательного Возраста,
который спал в кровати и никого не трогал.
Когда Слоны вышли из тени холма,
свет показал Юка от волоска до носка,
что цвет его – белее денька,
что Чер-Город – Бел-Город,
что белые вороны на стенах спорят,
что по площади, как трамвайчики,
плывут солнечные зайчики.
Над судом повисло облако слов.
ВанЬВаныч смягчился, созвал жильцов и объявил:
– Танцы!
Гэбэ призвал Моську на ответственный пост:
– Ты на каблуках, не босая, – будь домовой, дорогая.
ЧИП поднес на плечах витой, как фасоль,
ключ ФаДоСоль.
КряКчиКпуК доволен:
– Старина, теперь нас двое!
– Ва! Элеф. Ешть, ш кем пожурчать.
Ешть, ш кем помолчать!
Оказалось, что Юк – дока по ходьбе с наскока.
За ним и пошли туда Не-Знаю-Куда.
Ноги КряКчиКпуКа и Юка в унисон шагали,
такт и тон соблюдали.
Облачная и струнная туры ритмично качались,
вперед продвигались.
– Откуда музыка звучит? —
Недо по уху Слона стучит.
– Дис-ко точ-но не в брю-хе ур-чит, —
ЧИП на спину смотрит.
– Плейлист из Пятой Ноги, – Отт услышал, —
оттуда гудки.
Заиграл вальс – Слоны вышагивали на «раз».
Завертелся чижик16 – топали вприпрыжку.
Закрутился менуэт – попадали след в след.
С нотами колыбельной:
«Как-то мне приснился сон,
Что пришёл на поле он,
И в подарок мне принес
Длинный-длинный-длинный…», —
на ходу захрапели.
Толчок.
– Жемлетрящение што ли? Или на мель нащели? —
выскакивает Стёбшка в сени.