и, двигаясь по ее воображаемым улицам, живет в этой полной фантазии существенности. Только если книга, это вроде как тренажер для читателя, то для него этот «книжный» мир максимально приближен к реальной жизни, где ему приходится быть самому автором своей книги, по которой ему и приходится жить.
– Да, – задумчиво ответил ему Алекс. – И ведь у слепых существуют свои воззрения на красоту, при этом я никогда не слышал про то, что они считают уродством, которое в их мире, возможно, и не существует. Вот интересно, понравится ли мне человек, которого я любил, будучи зрячим? Хотя, конечно, на первых порах ее образ будет полностью заполнять меня, отодвигая на задний план все другое. Но со временем преобладающая в жизни осязаемость всё же возьмет верх, и будет ли она для меня столь же прекрасна, как другие? Хотя, опять же, она станет для меня мерилом красоты, и от неё я буду отталкиваться в оценке других людей. Выходит, что мой ориентир будет зависеть от моей первой любви в этом мире невидящих людей.
– Вернее будет сказать, первичное осознание определяет все последующее, – вставил свое слово Грег.
– Выходит, так. Ну, а что дает нам наше зрение, кроме более широких технических возможностей для обозрения окружающего? Ведь мы и руководствуемся в этом мире, полагаясь больше на наш первый взгляд, как правило, даже не пытаясь вникнуть в суть вещей. Так что появление Фомы неверующего, это своего рода приговор нам людям, полагающимся только на один вид познания – свое видение предмета, из которого и возникает наша наивернейшая точка зрения. А как же тогда быть слепым, которые не могут обозреть лик всевышнего? Неужели им нужно полагаться только на чудо, которое его прозрит, и значит тот, кто его совершил, и есть мессия, ну или, по крайней мере, на этом строятся доказательства его величия. Тогда выходит, что тот, кто показывает нам чудеса, может заявить свои права на этот счет, – заявил Алекс.
– Я понял твою мысль, – сказал ему Грег в ответ.
– Обладание большим совершенством по сравнению с другими, еще не ставит тебя в ранг божества. Это ты хотел сказать.
– Ну, что-то подобное. Вот если бы Фома был незрячим, то что бы он сказал на то, что апостолы увидели Христа? Можно, конечно, предположить, что он сказал бы то же самое. Просто заодно он бы еще и прозрел, чем дал бы повод для совершения чуда. Правда, непонятно, почему он раньше не прозрел, что говорит нам о том, что Фома однозначно не мог бы быть слепым? Но не в этом суть. Выходит, что слепого можно убедить в твоем божественном предназначении, лишь открыв ему глаза. Но и зрячий, для убедительности, также требует от всевышнего чуда. Но мне все-таки кажется, что не в чуде суть, а существуют и другие ступеньки осознания окружающего, кроме твоего зрения, которые позволяют тебе приблизиться к богу. Открыв уже свои глаза на это, – заявил Алекс, закатив собственные глаза. А что поделать, когда театральность у тебя крови, хоть речь и идет о вещах, предполагающих полную серьезность.
– Да,