останутся тем же, чем были. Все равно они будут есть, невыразительно помигивать, привычно пачкать, терпеливо размножаться и ждать, когда на те высоты, куда можно добраться, лишь изменяясь, подвесят канатную дорогу, чтобы они все вместе смогли насладиться оттуда прекрасным видом новых вершин и открывающимися взору перспективами: прижимая к носу кислородную маску и не отрывая широкого зада от нагретого сиденья…
…легко видеть, что в силу ограниченности сознания есть вещи почти представимые, малопредставимые и не представимые в принципе, и это хорошо, поскольку есть действительно сложные вещи, на которые удобно смотреть краем глаза и которые, упаси случай, нельзя трогать холодными пальцами. Натыкаясь взглядом на то, что растет и развивается, держите руки за спиной, чтобы познать, не стремитесь во что бы то ни стало остаться самим собой, ибо стебель, уже сорванный, и не тронутый – миры, не соприкасающиеся ни в чем…
…Двусмысленность положения подтверждает то, что даже самая неосторожная притча не отбивает у них охоту жить – они просто ее не видят. И тогда рано или поздно закрадывается наконец то же сомнение, а стоит ли оборачиваться назад, стоит ли вперять вдаль неподвижный взгляд свой и пытаться заставить почувствовать этот омертвляющий запах чужеродного самовлюбленное окружение с естественными пристрастиями, в сущности, не изменившимися за последние сто тридцать тысяч лет? Не следствие ли того – громкие требования стать чуть ближе к читателю? Но здесь заведомо разные уровни восприятия, у кого-то в голове включен необходимый инструмент, у кого-то нет. Там включать просто нечего. И, кстати, ближе к какому именно читателю надлежало быть, вопрошали друг друга огорченные бестолковостью окружения и обвинениями в умозрительности рецензенты; к свято уверовавшему в свою правоту и погрязшему в непреходящих заботах и отправлениях? Здесь неблагодарная сама по себе идея объяснять гейдельбергскому человеку достоинства цветного телевидения перед спутниковой системой наблюдения за отдаленными космическими объектами предстает в новом свете. …Но конечно, нам хорошо сейчас рассуждать, мы не говорили к вечности, мы не шлепали по ягодицам академичность, мы даже не знали, откуда готов подуть ветер, чтó ему до обвинений вечно-сытых, психологических этюдов образованных недругов и прочих наукоообразностей с непринужденным жонглированием терминами, фактами и автоматными гильзами, с брызганьем слюной типа «воинствующий интеллектуализм босых кинологов от аскетизма» с вездесущей проклятой страстишкой к парадоксам в рвении если не сорвать зеленый стебель, то хоть занюхать его до полного умертвия. Всех этих полумертвых от избытка свежего воздуха натуралистов и бледных червячков сильнее всего почему-то раздражало предложение не изменять, но изменяться самому. Сегодня мы знаем, что в некоторого рода вещах много важнее не столько конечный результат, сколько процесс. Опыт еще нерожденных поколений?..
&nb