Ну, если и не всегда, то с момента как пропал Билли Салливан – точно. А пропал Билли вскоре после того, как им обоим исполнилось по девять лет.
В юности было время, когда Майкл едва не ударился в мистику. Тогда он много общался с людьми, которые произносили длинные и запутанные речи о «высших силах», «тайнах, доступных избранным», а то и открытым текстом о герметизме, Великих Ложах, Камнях и Эликсирах. Но природа взяла своё – а от природы Мэйнлоу обладал рационалистическим складом ума, свойственным скорее учёному, чем эзотерику. Священное благоговение и трансцендентные экстазы были ему чужды. Он всегда стремился найти объяснение необъяснимому. Его беда была в том, что официальная наука по-настоящему необъяснимым интересуется мало – то есть с ней Майклу тоже оказалось не по пути. Нельзя же, к примеру, выступать в научных обществах с докладами об исследовании явлений психокинеза, если по мнению членов этих самых обществ психокинеза не существует вовсе.
Мэйнлоу не оставалось ничего, кроме как пойти своей собственной дорогой. Наверное, сделать это в одиночку, даже имея материальные возможности, не удалось бы. Но нашлись единомышленники, готовые помогать ему в меру своих сил. Первыми из них стали Луиза Шварц и Гордон Рэйли.
Луиза была археологом по образованию. Её карьера в Национальном археологическом институте начала складываться вполне удачно. По материалам трёх экспедиций Шварц опубликовала несколько статей в научных изданиях и защитила докторскую диссертацию. Но во время раскопок в Абу Шахрейне, на юге Ирака, удача Луизы закончилась. Хотя поначалу ей казалось, что дело обстоит совсем наоборот. Обнаружение необычного артефакта, явно не принадлежавшего древнешумерской культуре, должно было стать мировой сенсацией… А стало поводом для обвинения доктора Шварц в глупой попытке с помощью подделки привлечь к себе внимание.
Но раздувать слишком большой скандал руководство института не хотело – это могло повредить репутации самого научного учреждения. Поэтому Луизе предложили уйти с работы «по собственному желанию». Что же касается «находки» – она останется в институте. Никакой исторической ценности она, само собой, не представляет. Но о том, чтобы отдать незадачливой фальсификаторше «плоды её труда» не может быть и речи.
Уйти из института Луизе, конечно, пришлось. Но сдаваться так просто Шварц не собиралась. Она догадывалась, что если артефакт не забрать из института, то со временем – и, возможно, довольно скоро – он исчезнет бесследно. Поэтому приложила все усилия, чтобы вернуть его себе.
Для этого пришлось пойти на немалый риск: связаться с профессиональным вором, умыкнувшим не одно произведение искусства из знаменитых музеев мира. На оплату его «услуг» ушли почти все луизины сбережения. Зато под прямое подозрение она не попала. Вместе с её вещью грабитель прихватил немало других, куда более «подлинных». Всё выглядело так, что «подделка» украдена заодно с остальными предметами.
Полицейское расследование успехом не увенчалось. Луиза знала это с чужих