Дворянская семья. Культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века
перенимали лишь внешние особенности поведения, утрируя и искажая их – как писал наблюдатель: «Мнимые аристократы несравненно более горды, чем настоящие: у них честолюбие играет главную роль, и, чтобы удовлетворить ему, они, что называется, лезут вон из кожи. ‹…› Дамы и девушки – жеманны, горды, иные притворно не произносят буквы р (грассируют), делают какие-то странные, сладостно-томные глазки, неискусно притворяются близорукими, восхищаются произведениями французской литературы, но даже не зная правильно своего природного языка; толкуют о заграничной жизни, зная ее очень плохо, по наслышке, гонят все русское, не хвалят Москву, где живут спокон века, все, что не они – то худо, тогда как худое всего скорее может быть там, где они»[49].
Проблема соотношения «формы и содержания» волновала и писателей-дворян. В журнале «Друг детей» за 1809 год была впервые напечатана комедия «Шпага». Ее главный герой дворянин Благородин говорит, что право дворянства не в том состоит, чтобы носить шпагу, а в том, чтобы вести себя благопристойно, «гордиться благородством поступков, учтивостью и благоразумием» по отношению ко всем людям, невзирая на сословия[50].
Александр Пушкин пишет о различиях в поведении людей, принадлежащих к высшей знати, и людей, стоящих на более низкой ступени социальной лестницы: «В лучшем обществе жеманство и напыщенность еще нестерпимее, чем простонародность (vulgarité) и… оно-то именно и обличает незнание света»[51]. В дворянине неприемлема вычурность, он должен был своим поведением демонстрировать, что ему не нужно доказывать окружающим свое превосходство. Напротив, его поведение должно быть естественным, простым, деликатным, ровным. Дворянину не пристало злословить, лгать, но при этом быть и слишком искренним. «Никогда не заводи о самом себе речь. Из благопристойности не должны мы говорить о самих себе; да и можно ли что сказать о себе, чтобы бы не оскорбляло нашей скромности и не показывало вида самолюбия?» «Учтивость есть священная должность в обществе: она состоит в соблюдении благопристойности и в воздаянии каждому достодолжныя чести». «Человек, имеющий образованное сердце и разум, бывает скромен, невзыскателен, сострадателен о слабостях и терпеливо сносит людские недостатки»[52]. Но все эти правила, к сожалению, в реальности применялись в отношении людей только одного сословия. К недворянам отношение было снисходительным или презрительным, следовательно, и сдерживать свои чувства и эмоции с ними было необязательным. Особенно сильны такие представления были в начале XIX столетия.
Ф.В. Булгарин писал, что тон высшего круга невозможно перенять, нужно родиться и воспитываться в нем. «Сущность этого тона: непринужденность и приличие. Во всем наблюдается середина: ни слова более, ни слова менее; никаких порывов, никаких восторгов, никаких театральных жестов, никаких гримас, никакого удивления. Наружность – лед, блестящий на солнце». Фамильярность и излишняя почтительность равно неуместны: и то и другое сразу