реально.
Глаз – живые сияющие глаза в полупрозрачном молочно-белом теле.
Нога – человеческие ноги, к которым приросло полупрозрачное молочно-белое тело.
Рука – человеческие руки, словно сформировавшие в фигуру полупрозрачный молочно-белый свет.
Торс – само реальное туловище с полупрозрачными молочно-белыми конечностями, Такое же соединение реального и концентрированного лунного света имело Ухо, Губы.
– До сих пор мы находим силы быть вместе. Остановить тлен нам удалось. Чтобы воссоединиться нужны дополнительные усилия. – С мертвенным спокойствием Старлей вынул из щеки осколок зеркала. Рана тут же затянулась. Зеркальце легло на стол, отоброжая невидимое в искусственном свете фонаря.
Полированное стекло вспыхивало одним и тем же лицом, но с разным выражением. Ухо имело вид сосредоточенный, внимающий окружающему. Глаз – едкий, сумевший первым обнаружить слабину в противнике. Нога – крайне возбужденный, готовый вот-вот сорваться. Рука – здоровенный добряк, способный всё устраивать собственными силами.
Так множество разных Я попеременно выказываются в одной биологической оболочке, и когда-то они находят возможность лицезреть друг друга.
Между Старлеем и странными друзьями возникла световая сеть. Стоило шевельнуться Ноге, равно Руке и Торсу, как канал, соединяющий с Губами и Ухом вспыхивал ярче. Из Губ, как из рупора, исходила речь.
– Времени остаётся мало, – сказал Старлей. – В средневековье существовала машина зла, которая особым способом мгновенно разрывала на части тех, кого посчитали, что нарушили некий закон. Этим самым разрывалась душа на части. Зачастую такой машиной становится время.
– Я бы сказал, что машину зла в этом здании запустил тридцать лет назад вполне определённый человек, – заметил Нога.
– И первыми в её жернов попали мы, – дополнил Рука.
– Когда мы были одним целым. И называлась эта субстанция Тимофей Первов, испытатель оборудования, работающего под давлением.
– Нас просто подставили.
– Кинули!
– Размазали по стене кровавым трафаретом. Это очертание осталось. Если мы сумеем воссоздать Сердце, должны войти в кровавый трафарет. И тогда наше астральное тело обретёт единую форму. Вечный мир примет нас, ставших одним.
– Послушайте, – сказал Торс. – У кришнаитов, католиков есть обычай сжигать тело, даже развеивать прах! О чем мы вообще говорим, во что верим?!
– Их душу принимает гуру, пастырь. И какое-то время помогает удержаться, чтобы не упасть в пропасть забвения. Поэтому именно его тело становится отправной платформой. Загнивающие останки, ставшие надтреснутой скорлупой, разумнее сжечь. Душа не будет возвращаться невесть куда.
Торс горячился:
– А я считаю лучшим вариантом – поджечь это здание и сгореть дотла в нём вместе со стенами и с теми, кто продолжает что-то делать.
– Ну и что?