воюет – не наше дело. Про то пусть князь думает, а мы и без его войск проживём. Ни лошадей, ни людей, ни кормов не дадим, пусть убираются в свой Сенеж…
Таких речей, обычно не очень трезвых, Варка наслушался достаточно. Ему самому было уж точно всё равно: князь, барон или крайны, которых нету. Единственный известный ему крайн на власть никак не посягал и, похоже, пуще всего боялся, как бы его не нашли.
Конные или пешие солдаты не интересовались двумя нищими, уныло бредущими по краю дороги. Зато их дважды останавливали какие-то вовсе непонятные люди, в первый раз – бородатые и оборванные, во второй – тоже бородатые, но одетые щёголевато, в тулупчиках на одно плечо, крепких сапогах и чистых рубахах.
Первые отобрали всё съестное и, слегка накостыляв по шее, приказали убираться. Отобрали бы и одёжу, да она была слишком плоха.
Вторые тоже перетряхнули всю торбу, но, не найдя денег, махнули рукой и собрались было отпустить с миром. Однако их конный предводитель небрежно поинтересовался, не те ли они песельники, что живут у дядьки Антона и, получив утвердительный ответ, потребовал песен. Варка хотел было начать что-нибудь бодрое, но Жданка, хорошо знавшая вкусы Либавских воров и разбойников, завела
Родила меня мать в гололедицу
Померла от лихого житься
…Песня это длинная, жалостная. Варка стоял на дороге, глядел на тонкие голые ветки, на зимнее небо над ними и, забыв обо всём, пел так, будто никакого предводителя рядом не было. Жданка искоса посматривала на него, прямого и ясного, как солнечный луч, случайно заблудившийся в этом сером лесу, и думала, что ей никогда так не спеть, не стоит и стараться.
В конце концов предводитель оттёр скупую мужскую слезу и, уезжая, от широты души швырнул Варке под ноги два гроша. Неслыханная щедрость. Денег им ещё никогда не давали. С деньгами в Пригорье было туго, почти никто их не имел, а те, кто имел, расставались с ними крайне неохотно.
Посиделки в Язвицах, супрядки в Кременце, вечёрки в Быстрице…
Настало время, когда он с удивлением понял, что больше не любит петь. Никакой радости не доставляла эта нудная работа в душных чадных горницах, частенько на голодный желудок, через тяжёлую угарную полусонь и вечную неизбывную усталость.
Обычно он старательно прятал лицо, отсиживался по тёмным углам и шапку снимал только в самом крайнем случае. Впрочем, про крайнов его больше никто не спрашивал. Правда, случалось, что девки рано или поздно обращали внимание на красавчика-певца, вытаскивали к общему столу и донимали угощением и разговорами.
Частенько после этого за околицей Варку с Жданкой поджидали местные парни, одержимые дружным стремлением поучить жизни смазливого бродягу. Некоторых удавалось отпугнуть выражениями из тех, что были в ходу на Болоте и Жданкиной заточкой. От других – убежать. Бегать Варка с Жданкой умели, да и одеты были полегче. Раза три-четыре пришлось всё-таки подраться.
– Только