сказал Штульберг. – Но искренние. Я продолжу. Мои предки взяли самую незатейливую фамилию из тех, что были к распределению. В честь названия холма напротив дома. Стул-гора, гора-стул. Ничего особенного. Почему же через сто лет нас стали полагать высокомерными, чванливыми барыгами, которые восседают над всей округой?
– Это нелепо, – сказала Аглая. – Я сразу поняла, что вам не нравится хокку. Вы – противный.
– Зато богатенький, богатенький, богатенький, – пропела Алла. – Позолоти ручку, пан Буратин.
– Двести лет назад наша семья переехала в Россию, – продолжил Штульберг. – Всё то же самое, нас сочли высокомерными ростовщиками. Сто лет назад большинство Штульбергов превратились в коммунистов и очень быстро в финансистов. Лично я, чтобы вырваться из замкнутого круга, учился во ВГИКе, я мечтал переплюнуть Тарковского и Сокурова. И что же? Я успешный продюсер, который лепит телевизионное «мыло». Вы полагаете, что из изложенных нелепых фактов нельзя сделать обобщение?
– Вы не пробовали сменить фамилию? – участливо поинтересовался Артур.
– Я её сменил, – сказал Штульберг. – Вот паспорт – Негривода Кузьма Степанович. Смотрите.
Аглая взяла паспорт и прочла: – Штульберг Аполлон Меирович.
– Вот так постоянно, – сказал Штульберг. – Когда я смотрю в паспорт, написано – Негривода. Когда кто-нибудь другой, нате вам, с кисточкой, Аполлон Штульберг.
– Вы, случайно, не гей? – спросила Алла.
– Я – кобель! – гордо возвестил Штульберг.
– А если и гей, я потерплю, – вздохнула Алла. – Я так устала от этой нищеты, неопределённости, пустоты.
– Не, не, не! – крикнул Васёк. – Театра хочу, а не блядства.
– Да угомонись ты! – я с силой треснул его по плечу. – Придурок недоделанный!
Всё творившееся у меня на глазах лучше всего было охарактеризовать коротким непристойным словцом: «Это пиздец!» Я нисколько не сомневался, что оказался жертвой наркотического дурмана, только не понимал, как им это удалось. Ноги мои сделались как ватные, подняться и уйти не было ни сил, ни, как ни парадоксально прозвучит, желания.
– Любезны друзи! – несравненная Гюльчетай села к Артуру на колени и подбросила сигару в небо. Сигара обратно не вернулась. – Я вряд ли смогу вас удивить, но что есть имя как не знак. А всякий знак выражает вещь. Вещь есть скрытое свойство знака. Произнести имя значит осудить и низвернуть его воздействию силы. Да, имена или благодетельны или зловредны. Всё зависит от букв, их составляющих, и чисел, соответствующим этим буквам. Но что тогда карма – неизбежное страдание или предупреждение?
Гюльчетай встала и широко раскинула руки.
– Вот я сейчас Тау. Две горизонтальные линии – мои руки – означают мужское и женское начало. Как гроздья, они свисают, но с чего?
Сари слетело с Гюльчетай, к моему изумлению, тела у неё не было, только голова и руки.
– Что ты видишь в пустоте? – Гюльчетай пристально посмотрела мне в глаза.
– Мяу!