них чересчур долго.
– Они-то совсем не против. Всего второй раз летели на самолете и были в восторге.
– А в первый раз куда летели?
Женщина широко улыбнулась, открыв ослепительно-белые зубы, – такая улыбка превратила бы свирепого пса в ласкового кутенка.
– В Иерусалим, куда же еще?
– Обычно я соображаю лучше. – Я смутился из-за собственной тупости.
Я побарабанил пальцами по столу, женщина смотрела на пейзаж, проплывавший за окном. Я стушевался и подумал, что лучше, наверное, продолжить чтение.
Кто-то похлопал меня по плечу. Старик с банановой кожурой и газетой.
– Я иду в вагон-ресторан, отче, – сказал он. – Принести вам сэндвич?
– Нет, благодарю. Я не голоден.
– Сэндвич вам не помешает, – не унимался старик. – С чем вы любите, с ветчиной или индейкой? Или, может, хотите тост с капелькой малинового джема?
– Перед дорогой я пообедал, правда. Вы очень любезны.
Старик кивнул и, подмигнув мне, ушел. Дама с пучком слышала этот обмен репликами; казалось, она слегка расстроена тем, что я общаюсь не с ней, а с матерью близнецов.
– У Энтони в сумке есть чипсы «Тейто», – сказала дама. – Дайте знать, если проголодаетесь.
– Нет! – в ужасе взвыл мальчик, и дама наградила его чувствительным шлепком.
– Замолчи! – приказала она.
– Что вы, не надо, – сказал я, расстроенный этой сценой. – Я не люблю чипсы, – успокоил я Энтони, который, испепеляя меня взглядом, прикидывал, стоит заплакать или нет.
– Если передумаете, отче, только скажите, – не отставала дама.
– Не передумаю. Но все равно спасибо. Вы очень добры. И ты, Энтони.
– Такое часто бывает? – немного погодя прошептала моя визави. – Вас все время пытаются накормить?
– К несчастью, да, – ответил я. – При желании я мог бы вообще не ходить за продуктами.
Позже я всякий раз вспоминал этот эпизод, слыша байку о Джеке Чарлтоне, который за все покупки расплачивался чеком. Кто же предъявит к оплате автограф знаменитого футболиста? Нет, его обрамят и повесят на стену. Джек вообще обходился без денег. Но вот соседка моя покачала головой, словно хотела сказать: с какой стати людям так себя вести? Этакая незаинтересованность была мне внове, она меня даже заинтриговала. Что-то не видно почтения, о котором писал Том Кардл, тут скорее недоверие.
А в 1980-м кто имел хоть малейший повод не доверять священнику?
– Вы считаете его родиной? – спросил я, вдруг охваченный желанием одолеть разделявшую нас преграду.
– Простите?
– Я об Израиле, – пояснил я. – Это ваша родина?
На секунду женщина задумалась.
– Мать считает его родиной, – сказала она. – И отчим. А я, пожалуй, нет. Я была там всего два раза. Нелепо называть его родиной.
– Не любите туда ездить?
– Авиабилеты очень дорогие. Мне не по карману.
– Понятно.
– На эту поездку я долго копила. Чтобы Эзра и Бина повидались с бабушкой.
– Бина. – Я улыбнулся, глядя на девочку, которая, по примеру брата, уснула. Вообще-то