Я раздраженно выдохнул. Почему все за меня решают, что мне есть и что пить?
– Ну и как это было? – усаживаясь, спросил Том, а я подумал, что со стороны мы, вероятно, производим странное впечатление; я-то полагал, здесь мы лишь встретимся и тотчас уйдем.
– Ты считаешь, все нормально? – обеспокоенно спросил я. – У нас не будет неприятностей?
– С кем?
– С епископом.
То м рассмеялся, отхлебнул пиво и рукой отер густые пенные усы.
– Окажись он здесь, предложил бы повторить за его счет.
– Никаких повторов, Том. Мне и этого вполне хватит.
– Ночь еще молода. Мы тоже.
– У меня была трудная неделя. Я притомился.
– Ну да, сестрина свадьба. Как все прошло?
– Очень весело.
– Каков новобрачный?
– Молодец. Вправду приятный парень.
– Поди, хорошо обрести нового братца.
Я замер, не донеся кружку до рта. Неумышленная грубость реплики меня резанула.
– Извини, – сказал Том. – Я неудачно выразился?
– Нет-нет, ничего.
Том усмехнулся и, пожав плечами, посмотрел на двух парней, в углу состязавшихся в дартс. Видимо, один угодил в яблочко, потому что подпрыгнул, сграбастал напарника и закружил его в радостном танце. Я заметил, что Том слегка помрачнел.
– Ну и как это было? – повторил он, отвернувшись от игроков.
– Поездка?
– Ватикан.
– Сплошь политика.
– Не удивляюсь. И здесь-то епархии – точно осиные гнезда. Воображаю, что творится в Риме. А каков новый парень?
– Кто?
– Сам. Начальник.
– Решителен, – сказал я. – Честолюбив. Хочет все изменить, ничего не меняя.
– Это был бы фокус. С ним можно похохмить?
– Нет.
– Почему?
– Он ни с кем не сближается. Ужасно умный. И грозный. А временами робкий. Одно лицо для мирян, другое для курии. Но иначе, наверное, нельзя. На дворе 1980-й. Другая жизнь.
– Ты бы не хотел остаться при нем?
– Я же говорил, нас берут только на год.
– Зато какой год, Одран! Лучшего нельзя и желать.
– Это как посмотреть, – сказал я. Видимо, в глубине души мне было приятно, что меня считают участником драмы. И даже отчасти ее причиной. Я будто намекнул, что есть моменты, которыми нельзя поделиться.
– Знаешь, чем я занимался в тот вечер, когда умер Папа? – Том опустошил пинту залпом, словно заправский выпивоха.
– Чей папа? – переспросил я, как тогда на уроке.
– Наш общий.
– Ну и чем же ты занимался?
– В Литриме спорил с парочкой моих прихожан. Они пришли ко мне за наставлением в супружестве…
– Вот этого я боюсь как огня, – сказал я. – Что мы с тобой знаем о браке?
– Оба мои ровесники, – продолжил Том, игнорируя мой вопрос. – Он – крестьянский сын, возжелавший малевать…
– Стать маляром?
– Да нет, художником. Живописцем. Как Ван Го г или Пикассо.
– Понятно.
– Я