заставило почувствовать, какую-то, пока не осознанную, вину. Эта волна отозвалась и в нем, что прозвучало в моем сознании его голосом:
– Да, когда-то ты очень долго меня так же не замечал… – Мрамор его лика чуть изменился и я впервые увидел нечто подобное улыбке. В глазах блеснули две молнии, обдавшие давно знакомым ощущением чьего-то присутствия – такое бывало на земле, и я сейчас отчетливо это вспомнил. Подобное всегда сопровождалось смешанным запахом озона и полевых цветов, появлявшегося в любых местах, вместе с охватывающими легкостью и радостью.
Я не мог вспомнить конкретных моментов, а точнее, вообще ни одного из своей бывшей жизни, но вот это вот внезапное, и как казалось, беспричинное состояние было, ощущение чего я и заполнил. Теперь меня охватило стыдливое чувство, что этого, по сути, самого близкого существа, я не только ни разу не отблагодарил, но и не замечал!
Я взглянул на него, желая стать ему другом теперь, и вдруг понял, что ни разу не говорил с ним, ни разу не просил ни о чем, хотя он этого очень желал, не принес ему ни одной молитвы, хотя достаточно было и мысли. Я не просил, но он делал, я не знал, а он не проявлялся явно, я не был благодарен, но он это переносил спокойно. До этого момента он был мне чуждым, хотя ближе него никого никогда и не было!
Я смотрел, упершись взглядом, в его грудь, волнению моему не было предела, я стенал, рыдая мысленно, ведь я был доволен обществом кого угодно, я мог наслаждаться общением со многими, я уделял массу времени на разговоры, даже с не нужными людьми, даже с теми, кто был не приятен, и я не сказал ни одно слово, обращенное к нему, моему Хранителю, моему единственному настоящему другу, не требующему за свою постоянную заботу обо мне ничего, кроме любви к Создателю. И то, не требующему, а лишь надеющемуся на это! Я произнес:
– Прости меня, наверное, ты любил меня больше, чем мать любит свое дитя, ты был мне и молитвенником о милосердии Божием ко мне, обуянному гордыней, страстному и погрязшему в грехах. Моя плоть не давала мне возможности видеть тебя, а духовное Око чувствовать. Сейчас только я понял, мой небесный друг, что ты для меня! Прости меня неразумного, и если суждено вернуться мне в прежнее мое состояние, не позволь мне забыть этого мгновения, не позволь мне быть жестоко сердечным, и забыть, что никогда, никто из нас одиноким не бывает!… – Я говорил и замечал, как трепетали твои крылья, ликовал твой взор, светилось все вокруг тебя, ты пел десятками голосов, и восторгу твоему, пред ликом Создателя в благодарность Ему за случившееся сейчас со мной, не было предела…
Петр Данилович крепко спал, видя сон из своего детства. Улыбка ребенка осветила его, измученное пороками, лицо. Он давно не был так чист и возвышен мыслями. Человек во сне и не помышлял, ни о какой благодарности, но сквозь белизну детства, верил, что он Шеломо Пинхас, сам себе бог, и сам себе защитник – веселись, пой душа, ибо сокровищ, собранных для тебя на земле хватит надолго!
Думая так, не ведаем мы, что этот день, может оказаться последним в нашей жизни!..
Мои