попутчик всё тем же ровным тоном, – про милосердие ведь хотел. Помните, я говорил, что всегда вспоминаю свою дочь ребёнком? Ведь я в этом не одинок – любой родитель, какой бы злодей не вырос из его чада, всегда вспоминает его именно ребёнком. Да это и не новость… Но что из этого? А вот что – я теперь глубоко убеждён, что эта детская чистота и невинность и есть нравственная первооснова человека, тот самый замысел, образ Божий, всё остальное, как-бы чудовищно оно не было – лишь шелуха, шлак. Но мы, по своему несовершенству, способны любить эту самую первооснову только в своих детях, в отличие от Господа Бога – для него каждый из нас – лишь беспомощный, бедный ребёнок в мокрых штанишках. Вы знаете, после смерти Дашеньки я уже не тот безбожник, каким был раньше…
Последнюю фразу он произнёс уже совсем устало.
– Я, кажется, вас утомил. Простите меня.
– Вы меня ошеломили, – честно признался я.
– Ну, будет вам…
Он встал, бесшумно переоделся и лёг на верний ярус. Я же остался сидеть в темноте. За окном сияла полная луна и в её свете проносились похожие друг на друга тёмные леса, суровые и враждебные, как космос. И не было им конца… " Кто может понять или почувствовать меру человеческого страдания? – думал я, с тоскою глядя на эти марсианские пейзажи. – Ведь, несмотря на все его прозрения, боль не даст больше этому человеку ни одной спокойной минуты на земле. Но если эти прозрения куплены такой дорогой ценой, должен же быть в них хоть какой-то смысл. Обязательно должен…» Я закрыл глаза и откинулся на спинку дивана.
Не люблю поездов. Никогда не любил.
Аналиси
Дубов и Антипов, два немолодых уже хирурга миссии Красного Креста сидели в одном из гостиничных баров некоей захудалой африканской столицы и, по обыкновению, молча накачивались алкоголем.
– Виски у них тут – отрава, скривился Антипов после очередного «дринка», – сами что-ли гонят?
Эту фразу Дубов слышал от своего приятеля каждый день и всегда говорил одно и тоже:
– А ты не пей.
На что Антипов неизменно отвечал:
– Вы же знаете, доктор, приём лекарств нельзя прекращать.
На этом, обычно, их вечерняя беседа заканчивалась и оба они, слегка покачиваясь, отправлялись по своим номерам, провожаемые восхищёнными взглядами обслуги – столько здесь никто никогда не пил. Но сегодня разговор соотечественников получил дальнейшее продолжение.
– Ты царя видел? – неожиданно спросил Антипов, когда Дубов начал уже подниматься со стула. От нетривиальности вопроса Дубов громко икнул и снова сел.
– К… кагого царя?.. Николая… что-ли? Так я ещё тогда…
– Во даёт! – хохотнул Антипов, довольный произведённым эффектом. – Тоже мне, корнет Оболенский! Какого Николая, Лёша?! Сегодня к нам в отделение натурального ихнего царя привезли. Вождь племени – высоченный, здоровенный, а как взглянет, так душа в пятки!
Дубов,