Верзила выскочил из машины, подбежал к «французу», ограбил его и, вернувшись в машину, велел ехать до ближайшего поворота, свернуть и там остановиться: подождать «француза». Но Рауль, глядя в зеркало заднего вида воскликнул: «Ой!» Верзила и Чули обернулись и увидели, что к «французу» подбежал незнакомый человек, явно предложивший свою помощь. «¡Mierda! Гони! Гони! Этого нам еще не хватало! С «французом» позже встретимся!» Рауль, уже не думая сворачивать в переулок, погнал по авениде. «Черт!» – через пару минут воскликнул он. «Что еще?» «А ведь он нас сфотографировал!» «Тот идиот, который «француза» полез спасать?»
«Ну, спасибо!» – возмутился журналист.
«Но ведь это правда… Короче, я ответил, что да: тот самый идиот. – Рауль развел руками: мол, слово из песни не выкинешь. – А верзила сказал: „Сворачивай на Эвитамьенто. Там разберемся“. На Эвитамьенто мы решили бросить машину и разойтись по домам. То есть, конечно, верзила и Чули – к себе, а я к себе».
«А деньги?»
Рауль немного смутился. «Деньги? – переспросил он. – Вы имеете в виду деньги „француза“?» «Нет, – ехидно поправил оскорбленный „идиотом“ журналист, – я имею в виду те пять тысяч долларов, которые тебе обещали». «А, эти деньги… – Рауль смутился еще сильнее. – Ну…» «Тебе их дали!» «Дали», – признался Рауль. «Не обманули!» «Не обманули».
В голосе Рауля, в его интонациях появилось что-то очень подозрительное. Журналист хлопнул себя по коленкам и ткнул в Рауля пальцем: «Господа, господа, голову даю на отсечение: он получил не пять тысяч! Сколько же тебе дали на самом деле?» «Ну…» «Сколько?» Рауль вздохнул и признался: «Дали пять. Но я… как бы это сказать… в общем…» «Ну, говори!» «Когда мы бросили машину и решили разойтись по домам, я подумал: зачем им деньги „француза“? Только не подумайте ничего плохого. У них у самих денег столько, что это уму непостижимо! Зачем им какие-то тридцать тысяч долларов? Устроили комедию с этим ограблением. Зачем? Я так подумал. А может, не подумал. Может, уже потом подумал. Я не знаю. Мне было не по себе, страшно и плохо. К тому же верзила меня обозвал. Назвал алкоголиком. Пока мы ждали „француза“, он все принюхивался, а потом сказал, что я будто бы пьян и что я – не только презренный трус… он так и выразился: презренный трус! Но еще и алкоголик. А я в жизни алкоголиком не был. Да, выпил, признаюсь. Но ведь они сами виноваты! Запугали меня до смерти. Как тут не выпить? Я очень обиделся. А когда мы решили разойтись, я и подумал: вот с тридцатью lucas gringas можно и в бега податься. Мне бы хватило, чтобы уехать из Куско. Куда-нибудь. А там… ну… придумал бы что-нибудь. Ведь главное, денег бы хватило. На первое время. Это не пара тысяч и даже не пять. Солей. Даже не пять тысяч долларов. Это тридцать! Тысяч. Долларов…»
Речь Рауля была сбивчивой, говорил он быстро, словно торопился излить из себя все, что в нем накопилось. «Так ты их украл!» – констатировал главный редактор. «Украл, – признался Рауль. – Это было несложно».