одинокое, щемящее, никем тогда ещё не понятое проступает в нём».
Эту неожиданную мрачность заметили многие. Но почему-то никто не попытался выяснить, что же стало причиной неве-сёлости поэта.
В самом деле, что?
Бенгт Янгфельдт (явно со слов Лили Юрьевны) написал, что Маяковский появился в Гендриковом «нарядный свежевыбритый, улыбающийся» и даже пытался подыгрывать весёлым розыгрышам, которыми его встретили, но при этом всё равно «выглядел очень подавленным».
Возможно, пришедший на празднование поэт и в самом деле поначалу улыбался. Но, увидев 40 бутылок шампанского в ванной и Юсупа Абрахманова, с которым Лили Брик «беззастенчиво флиртовала» на протяжении всего вечера, Владимир Владимирович сразу понял, что́ его тут ожидает, и мгновенно помрачнел.
Не исключено также, что днём он мог посетить Лубянку. Или к нему в комнату-лодочку мог наведаться кто-то из друзей-гепеушников и показать фотографию виконтессы Татьяны дю Плесси, сделанную во время венчания. А заодно мог что-то рассказать о поэте Владимире Силлове, которого гепеушники заподозрили в чём-то контрреволюционном.
Если расстрелянный в ноябре Яков Блюмкин был просто знакомым (пусть даже давним и очень хорошим), то Силлов являлся коллегой Маяковского по Лефу и Рефу. То, что ОГПУ готовилось учинить расправу над 29-летним Владимиром Силовым, не могло оставить Маяковского равнодушным.
На все попытки поэта взять под защиту обречённого поэта Агранов или Горб могли сообщить ему то, что говорили о Силлове Виктор Шкловский, Борис Пастернак, Сергей Эйзенштейн, Николай Асеев, Семён Кирсанов и другие лефовцы. Высказывания эти были неприкрашенные, прямые, порой нелицеприятные, и поэтому они били наповал.
Прочитав их, Владимир Владимирович вполне мог разочароваться во многих своих сподвижниках.
А в Гендриковом он встретился с ними лицом к лицу. И слушал их весёлые славословия в свой адрес. Но теперь эти слова, произносимые столь торжественно, должны были восприниматься как неискренние, фальшивые и поэтому подлые.
Финал празднования
Кроме «Хорошего отношения к лошадям», Маяковский прочёл ещё одно стихотворение на ту же тему – «История про бублики и про бабу, не признающую республики». Это был рассказ о том, как красноармеец, которого везли на фронт сражаться с панской Польшей, попросил бублик у торговавшей на базаре бабы. Баба бублик не дала. Голодные красноармейцы войну с Польшей проиграли. Паны нагрянули на базар и съели бабу вместе с её бубликами. И поэт делал вывод:
«Посмотри, на площадь выйдь —
ни крестьян, ни ситника.
Надо вовремя кормить
красного защитника!
Так кормите ж красных рать!..»
Маяковский и себя считал защитником своей страны. И ему тоже не дали (притом который уже раз) желанного «бублика» – возможности жениться по любви, пожалели ценного гепеушного агента.
Подвыпившей компании было, конечно же, не до этого.
Лили Брик на следующий день записала в дневнике:
«До трамваев играли в карты, а я вежливо ждала пока уйдут».
Устав ждать, Лили